«Почему в СССР не было клещей, а сейчас ползёт миллион клещей по России?»⁠⁠
https://pikabu.ru/story/otvet_na_post_p … 9#comments

В СССР не только были клещи, но и впервые появились и распространились. Для этого процитирую главу из книги вирусолога Александра Смородинцева (сына известного советского иммунолога, бактериолога Анатолия Смородинцева) "Беседы о вирусах" , 1982 г. Если резюмировать главу, то если бы не освоение тайги Сибири и Дальнего Востока более 90 лет назад, то и не было проблем проблем с клещами (примерно как с Эболой в Африке и Короновирусом в Китае). Можно обработать парки в городе, но невозможно обработать бескрайнюю тайгу.

— Освоение Сибири в довоенные годы сопровождалось приездом туда большого числа людей из европейской части страны. Они-то и стали жертвами болезни. В годы первых пятилеток нашей стране, начавшей небывалое по размаху строительство предприятий тяжелой индустрии, понадобилось большое количество сырья — угля, руды, нефти. Разведанные в западных районах запасы были ограниченными, нужно было искать новые месторождения.

Советское правительство выделило огромные средства для освоения неизведанных районов Сибири и Дальнего Востока. В тайгу отправились первые отряды разведчиков: геологи, инженеры, топографы. Они искали рудные месторождения, нефть, уголь и другие полезные ископаемые. Началось строительство новых поселков и городов.

Большое количество добровольцев выезжало строить в тайге новые города, прокладывать дороги, разрабатывать богатства недр, возводить электростанции, осваивать бескрайние сибирские просторы. В тайге всем хватало места.

Уже в 1934 и 1935 годах в Москву стали поступать сообщения от врачей-невропатологов А. Панова и А. Шаповала, работавших на Дальнем Востоке, что среди людей, осваивавших тайгу, появилась какая-то новая, неизвестная ранее болезнь. Заболели сотни человек. Непонятный недуг поражал мозг и двигательную систему человека.

Болезнь начиналась с тяжелейших судорог, сильнейшей головной боли, рвоты, помутнения, а потом и потери сознания. Очень часто наступал трагический конец: развивался паралич, а за ним смерть. Испытывая мучительные страдания, умирал каждый третий-четвертый заболевший. У поправившихся были парализованы руки или ноги, шея не держала голову, многие потеряли слух. Молодые, крепкие, здоровые люди в течение нескольких дней превращались в тяжелых инвалидов.

Военные врачи отметили две особенности. Болезнь, как правило, возникала только в теплое время года, весной и летом. С наступлением осени заболевания прекращались, а зимой болезнь полностью исчезала, с тем чтобы следующей весной возникнуть вновь. Позднее по этой причине она получила название: «весенне-летний таежный энцефалит».

Другая особенность: заболевали молодые, самые крепкие. Болезнь поражала в основном только людей, вновь приехавших в тайгу, а не местных жителей. Причина болезни была неизвестна. Как и чем она вызывалась, непонятно. Старожилы говорили лишь, что в определенные районы тайги ходить нельзя: там таится смерть, и местные жители обходят их стороной. Однако теперь люди должны были идти туда и шли. Болезнь поражала иногда целые отряды первопроходцев.

Один массовый случай непонятной болезни был они сан в 1934 году, когда в тайге пострадала партия топографов и геологов. Двадцать человек, высадившись из поезда в районе Хабаровска, нагрузили лошадей и отправились на разведку в тайгу. По дороге экспедиции останавливалась на ночлег в нескольких деревнях, а затем углубилась в таежные дебри. Топографы должны были составить карты этого района, а геологи вести поиски ценных минералов. Было это в начале лета.

Через две недели из тайги вернулись две оседланные лошади. На одной из них находился человек без сознания в очень тяжелом состоянии. Его поместили в больницу. В течение пяти суток, ни на минуту не оставляя его одного, врачи и сестры боролись со смертью, пытаясь спасти больного. Но ничего не помогало.

Да и что могли они сделать, если ни один врач на земле не знал, как можно вылечить от этой никому не ведомой болезни. Она настигла юношу сразу, и теперь, неделю спустя, таинственный микроб, быстро размножаясь, распространился по всему организму, поразил нервную систему, добрался до важнейших жизненных центров. Несметные полчища маленьких врагов хозяйничали в теле человека.

На поиски геологической партии отправилось несколько отрядов красноармейцев с проводниками из местных охотников-звероловов. Поиски длились около недели, и наконец лагерь геологов нашли. На опушке леса, у ручья, стояли палатки, мирно паслись лошади, однако людей, способных рассказать о несчастье, в лагере не оказалось. Все геологи находились в палатках, большая часть уже умерла, а остальные были без сознания. Живых привезли в больницу и долго лечили.

Сперва врачи думали, что люди заболели тяжелым гриппом, поскольку болезнь поразила всех одновременно. Однако позднее, когда они стали поправляться, обнаружилось, что у большинства развились тяжелые параличи рук, ног, мышц шеи и спины.

Затем вспышки этой болезни стали все чаще обнаруживать в различных уголках Сибири, где работали геологи, искавшие полезные ископаемые, топографы, прокладывавшие новые маршруты по тайге, строители, возводившие мосты, дороги и новые поселки. Болезнь поражала и отряды красноармейцев, которые размещались в тайге, охраняли и укрепляли нашу границу.

Многие умирали, другие становились инвалидами. Тысячам людей грозила опасность. Никаких сывороток и лекарств для лечения новой болезни наука не знала.

К 1937 году сложилась такая ситуация, что задача освоения сибирских богатств, ее просторов и недр была поставлена под угрозу срыва. Люди боялись идти в тайгу, потому что многие из них оттуда либо не возвращались, либо оставались на всю жизнь парализованными или глухими калеками. Болезнь преградила дорогу в тайгу.

С 1937 по 1940 год Советское правительство и Наркомздрав СССР регулярно направляли в таежные дебри Дальнего Востока экспедиции исследователей для изучения энцефалита.

Всего таких экспедиций было четыре. Первой руководил профессор Л. Зильбер, а остальными тремя — профессор А. Смородинцев. Энтомологами, искавшими насекомых — переносчиков инфекции, командовал военный врач, известнейший специалист в этой области — академик Е. Павловский.

Первая экспедиция направилась весной 1937 года на Дальний Восток из Москвы. Вместе с научными работниками ехали несколько тысяч маленьких четвероногих участников экспедиции: мышей, морских свинок, кроликов. Долгий путь предстояло проехать: ведь в то время поезда до Хабаровска шли 13 суток.

С самого начала экспедиция разделилась на два отряда.

Северный отряд по прибытии на место назначения должен был оставаться в Хабаровске, изучать все доклады о таинственной болезни, заниматься снабжением и организацией работ. Этот отряд возглавлял начальник экспедиции Л. Зильбер. Южным отрядом руководила молодая женщина —- вирусолог Е. Левкович. Они выгрузились на станции Обор и углубились в тайгу.

Сразу же по приезде экспедиция обосновалась в лагере лесорубов, где было построено несколько новых домиков, натянуты палатки. Поставили домики и для большого вивария, куда поместили клетки с лабораторными животными, на которых ученые собирались проводить опыты, отыскивая возбудителя таинственной болезни.

Экспедиция работала в тяжелых условиях. Спать приходилось в плохих бараках, не защищенных ни от жары, ни от дождя. Комары и мошкара тучами нападали на людей. В одном из домиков, затерявшихся среди болотных топей, устроили лабораторию, неподалеку была расположена таежная больница.

В больницу потянулись люди, перенесшие страшную болезнь и оставшиеся калеками. Большинство их были бледными, худыми, с искривленными позвоночниками, поникшими головами, перекошенными лицами. У одних были парализованы руки, у других — ноги. У очень многих был поражен слух, наблюдалась общая слабость, апатия, потеря памяти.

Работу начали с анализа историй болезни и опроса переболевших. Уже вскоре после приезда на Дальний Восток экспедиции удалось установить, что люди, общавшиеся с больным человеком, никогда не заболевали. Здоровый человек непосредственно от больного не заражался: это подтверждали наблюдения за членами семей заболевших, за медицинским персоналом, который их лечил. Следовало искать какие-то другие способы передачи инфекции от одного человека к другому.

Участники экспедиции сутками пропадали в тайге. Зоологи вместе с охотниками отлавливали диких зверей и птиц. Никто не знал, какой зверек в тайге может носить в себе заразу. Паразитологи выискивали и собирали различных клещей и насекомых.

Найденную добычу приносили в лабораторию, и там вирусологи брали у животных кровь, затем усыпляли их, извлекали легкие, печень, селезенку, мозг и другие органы, растирали их в ступках, готовили суспензии тканей. Из насекомых также готовили суспензии, и всеми этими материалами заражали, заражали и заражали с утра до вечера все новых и новых лабораторных животных.

Материалы вводили в кровь и через рот, делали инъекции в мозг и в брюшную полость. Ведь никто не знал, где именно может находиться возбудитель таинственной болезни и каким путем нужно ввести его лабораторному животному.

Мертвых зверьков в тайге не находили, и это свидетельствовало, что болезнь не поражает животных, даже если возбудитель и находится в их организме. Можно представить себе этот колоссальный труд. Ведь даже если инфекция и скрывается в каком-то бурундуке или белке, то необязательно сидит в том зверьке, которого поймали ученые. Может быть, из лесных животных заражен только каждый сотый или тысячный, а может быть, они встречаются еще реже.

Сделав множество анализов и посевов крови больных, экспедиция установила, что обычные микробы неповинны в возникновении энцефалита: таких микробов в крови больных не было. Оставалось лишь заподозрить вирусную природу болезни.

Где же у больных энцефалитом должен находиться предполагаемый вирус? — задавали себе вопрос ученые. По логике вещей ответ был один: не иначе как в головном мозгу.

Чтобы проверить это предположение, ученые провели вскрытие погибших от энцефалита людей, взяли у них ткани головного и спинного мозга, приготовили суспензию и заразили ею лабораторных животных. Через 8— 10 дней часть мышей заболела. Они лежали беспомощные, с парализованными лапками. У мышей развились типичные параличи, затем животные стали погибать. Это свидетельствовало, что заразное начало действительно находится в мозгу заболевших людей.

Ученые взяли мозг заболевших мышей, растерли его, приготовили суспензию и профильтровали ее через фарфоровые фильтры, не пропускавшие микробов. Фильтратом заразили свежих мышей. У них развился энцефалит, что подтвердило предположение о вирусной природе болезни. Первые штаммы вируса энцефалита были выделены почти одновременно в Северном отряде Е. Левкович и М. Чумаковым и в Южном отряде А. Шеболдаевой, А. Шубладзе и Л. Зильбером.

Опасность, которая подстерегала исследователей на каждом шагу, дала себя знать. Первое несчастье случилось в августе 1937 года с одним из вирусологов экспедиции, совсем еще молодым человеком М. Чумаковым.

За два года до отъезда в экспедицию он защитил кандидатскую диссертацию по микробиологии, а вот теперь болезнь настигла его. Чумаков заболел типичным энцефалитом. В тяжелейшем состоянии доставили его из тайги сначала в госпиталь в Хабаровск, а затем отвезли в Москву. Получилось так, что вирус, за которым ученый охотился и наконец-то поймал, подстерег его и проник в мозг.

М. Чумакова спасли, привив ему сыворотку, приготовленную из крови выздоровевшего после энцефалита человека. Однако у Чумакова осталось нарушение слуха и параличи рук. Заражение в этом случае произошло при вскрытии трупа или во время опытов кормления клещей на инфицированных вирусом энцефалита мышах и лесных полевках.

Энтомологи в тайге продолжали охотиться за клещами, комарами, слепнями и другими насекомыми, а мошкара, в свою очередь, охотилась за людьми. Прожорливые голодные насекомые со всех сторон бросались на живую приманку, так как ученые сидели спокойно, обнажив одну руку, чтобы не спугивать мошек. Когда насекомое пристраивалось, чтобы напиться крови, его осторожно снимали и опускали в пробирку. Изнемогая от жары, искусанные гнусом, люди нередко чувствовали, что близки к обмороку.

По нескольку часов вели энтомологи охоту в лесу, добывая необходимый материал. Кроме летающих, они собирали и ползающих кровососов — клещей. Их снимали со скота, который пасся на полянах около костров, отпугивающих мошкару. Клещей разыскивали и в траве, скашивая ее, а затем протрясая. Эта однообразная работа проводилась изо дня в день. В конце концов удалось составить кривые появления и исчезновения тех или иных насекомых.

И вот наконец работа дала какие-то плоды. Было установлено, что во все прошлые годы заболевания случались только в весенне-летний период. Ученые составили специальную кривую появления болезни, развития наибольшего числа случаев, а затем исчезновения ее. При сопоставлении кривых оказалось, что болезнь появлялась не раньше чем в первой декаде мая. Следовательно, заражение энцефалитом происходило еще раньше — в середине апреля. А слепни, например, начинали летать только в конце мая и не могли быть переносчиками болезни.

С самого начала ученые думали, что болезнь распространяется комарами. Однако многое не увязывалось с истинным положением вещей. Комары выплаживаются только летом: самое раннее их появление отмечено во второй декаде мая. Кроме того, они живут в сырых местах. Случаи же энцефалита всегда появлялись весной и поражали многих людей там, где никаких болот и в помине не было.

В конце концов подозрение пало на клещей. Многие люди, которые, к счастью, не погибли, а поправились, рассказывали, что, перед тем как заболеть, были покусаны клещами. Да и по времени все совпадало: именно весной происходило размножение большинства клещей. Оставалась лишь одна загвоздка: в тайге обитали десятки разнообразных видов клещей, и какие из них могли оказаться заразными, было неизвестно.

Косвенные указания на клещевую передачу энцефалита людям, способность клещей получать вирус от больного животного и передавать его свежему животному через укус были получены в 1937 году М. Чумаковым.

Долго и терпеливо наблюдали ученые за поведением клещей: где живут, на каких животных паразитируют. Разыскивая смертельный вирус, Е. Павловский исследовал органы клещей, весь размер которых не превышает трех миллиметров. Его помощник Н. Рыжов сумел доказать, что часть клещей заражена вирусами энцефалита.

Однажды молодой паразитолог Б. Померанцев зашел в тайгу с товарищем в поисках насекомых. Несколько дней они пробыли в лесу, ночевали в палатке, и однажды утром Померанцев обнаружил у себя на теле нескольких присосавшихся клещей. Он снял с себя насекомых и вначале забыл об этом случае. Однако через несколько дней ученый заболел и, несмотря на все старания врачей, погиб с явлениями ярко выраженного энцефалита.

Было прослежено, что самка клеща откладывает яйца в земле. Из яиц вылупляются личинки. Голодная личинка забирается на траву или кусты и сидит, подняв передние ножки. Когда мимо пробегает какой-либо зверек, она нападает на него и присасывается. Из личинки выходит нимфа — маленький клещ, который затем превращается во взрослое насекомое.

Клещ сидит на тропинках, проложенных в тайге, и поджидает добычу. Присосавшись к ней, он пьет кровь в течение трех-шести дней и разбухает так, что размеры его увеличиваются до одного сантиметра. Только после этого отваливается. В каждом из своих превращений клещ питается только один раз. Личинка и нимфа обычно присасываются к мелким грызунам, а взрослый клещ — к крупным животным и человеку.

Ученые, сравнив время появления и размножения клещей, установили, что это в точности совпадает с кривой заболеваний энцефалитом. Появляются клещи, и через несколько дней начинаются заболевания энцефалитом. Пропадают - клещи, и сама собой прекращается эпидемия.

Паразитологи собрали в тайге многие тысячи клещей различных видов. В лаборатории их помещали на здоровых белых мышей, чтобы они могли сосать у них кровь. В конце концов эта кропотливая работа принесла свои плоды: оказалось, что только два вида клещей переносят энцефалит. Именно они, кусая мышей, заражали животных энцефалитом: развивались параличи, и мыши погибали. Теперь ученые должны были выяснить, каким образом заразное начало попадает в организм клеща.

Академик Павловский и профессор Смородинцев пришли к заключению, что энцефалит должен иметь постоянный очаг в природе, спрятанную от человеческого глаза «крепость».

Работа облегчилась, так как в это время в Японии удалось закупить большую партию обезьян. Их доставили пароходом на Дальний Восток, и ученые заразили этих животных собранными материалами. Многие из них содержали в себе вирус, который вызывал у обезьян болезнь, очень похожую на весенне-летний энцефалит, развивающийся у людей.

Рябчики и дрозды, ежи, бурундуки и полевые мыши, многие домашние животные — все они носили в организме заразное начало. Таким образом, «резервуар» вируса был найден. Выяснилось, что клещи передают вирус энцефалита бурундукам, полевкам и другим обитающим в тайге животным.

Кроме того, сохранению вируса помогают домашние животные: козы, овцы, лошади, свиньи, коровы, собаки. Их также кусают клещи и вносят заразу в их организм, но эти животные не болеют энцефалитом.

Но самым важным было то, что вирус может в течение очень долгого времени сохраняться в кишечнике этих кровососущих насекомых и даже передаваться потомству. Более того, позднее ученые доказали, что вирус размножается в клеще, который и является длительным и постоянным хозяином этого возбудителя.

Академик Павловский сформулировал теоретическое обоснование природной очаговости клещевого энцефалита. В определенных районах страны вирусу помогают длительное время выжить и сохраняться в природе связанные между собой животные и кровососущие насекомые. Вирус размножается в организме клеща, клещ кусает животное или птицу, живущую в тайге, и заражает их, от этих животных новые клещи переносят инфекцию к другим животным. Таким образом, болезнь непрерывно поддерживается.

Если в эту зону приходил человек, он обязательно становился объектом для нападения клещей, и, если эти клещи были заразны, человек мог считать себя обреченным.

Оставалось объяснить еще одну загадку. Иногда среди заболевших были маленькие дети и старики, которые не ходили в лес и не могли быть покусаны клещами. Кроме того, было немало случаев, когда заболевали целые семьи.

Долго искали ученые разгадку и нашли в конце концов элементарно простой ответ: во всех таких случаях источником заразы были козы. Живя вблизи лесных массивов, где находятся зараженные вирусом клещи, козы становились объектом нападения. Вирус энцефалита, как оказалось, хорошо размножается в организме козы и попадает в молоко. Употребляя некипяченое молоко коз, люди заражаются и заболевают энцефалитом. Таков второй путь распространения этой страшной инфекции.

Пока ученые открывали тайны энцефалита, болезнь собирала свои жертвы. В тайге заболели энцефалитом паразитолог А. Мончадский и лаборантка Е. Гневышева, а в виварии зараженные обезьяны искусали молодого сотрудника В. Соловьева.

Уже в Москве по возвращении из экспедиции заболела лаборант Н. Уткина, а позднее — Н. Каган, научный сотрудник вирусного отдела Всесоюзного института экспериментальной медицины.

В то время считали, что энцефалитом можно заразиться только в тайге, от укуса клеща, поэтому персонал лаборатории хотя и соблюдал все меры предосторожности при работе с заразным материалом, но от случайного заражения никто застрахован не был, тем более что защитных вакцин тогда еще не существовало. Как заразились Уткина и Каган, точно неизвестно. Обе они погибли. Не помогла и лечебная сыворотка, приготовленная из крови переболевшего. Все попытки врачей спасти их окончились неудачей. Урны с их прахом до сих пор хранятся в музее Института вирусологии имени Д. Ивановского.

На Дальнем Востоке в то время резко ухудшились отношения с милитаристской Японией. Она сосредоточила вблизи наших границ огромную Квантунскую армию, нацелилась, а затем напала на дружественную Монголию,

Красноармейцы, охранявшие восточные рубежи нашей Родины, становились жертвами энцефалита. Первое, что смогли рекомендовать ученые, это провести в поселках, городах и армейских лагерях, расположенных в Сибири, санитарно-эпидемиологические оздоровительные мероприятия: уничтожить клещей вблизи населенных мест. Число заболеваний снизилось, однако ежегодно все равно заболевало около двух тысяч человек и около половины больных, как правило, погибали. Уничтожать клещей оказалось чрезвычайно трудно, дорого и недостаточно эффективно.

В лабораторию, где работали с вирусами энцефалита, для всех посторонних доступ был запрещен. Входя в лабораторию, люди перешагивали через высокий порог-барьер. Лаборанты работали в двух плотных халатах, резиновых перчатках и специальных масках. От подопытных животных их ограждало большое, согнутое дугой защитное стекло, чтобы вирус из шприца или пипетки, если произойдет какая-то ошибка, не брызнул на лицо или тело исследователя.

На лабораторном столе десятки здоровых и зараженных мышей. А высокий порог сделан на тот случай, если убежит подопытная мышь. Ведь зверьки, убежавшие из лаборатории, могут разнести заразу, укусив кого-нибудь.

Проведенные на Дальнем Востоке наблюдения показали, что люди, переболевшие энцефалитом, приобретали длительную невосприимчивость к этой болезни и повторно не заражались. Тогда А. Смородинцев поставил перед своим коллективом задачу научиться искусственно создавать такую же невосприимчивость, найти вакцину, предохраняющую от заболевания. Как ее готовить, не знал никто.

Ученый решил, что в лаборатории необходимо накопить достаточное количество вируса, а затем ослабить его или инактивировать. Возможно, полученный препарат сохранит способность вызывать образование антител, как это делали вирусы энцефалита в природных условиях.

Начались бесконечные опыты. Ученые работали буквально в три смены, многие даже ночевали в лаборатории. Время торопило. Смородинцев вместе с Каган и Левкович искали пути создания вакцины. Для этого заражали мышей, а затем использовали их мозг для пересева вируса от одного животного к другому. Много таких пассажей вируса провели ученые.

Испытывая безвредность вакцины на здоровых мышах, в конце концов поняли, что живой вирус не ослабляется даже многократным проведением через животных. Он оставался таким же болезнетворным, каким был вначале. Именно в это время погибла Каган.

Когда оказалось, что живой вирус непригоден для прививок, было решено обезвредить возбудитель, но так, чтобы сохранить у него способность вызывать у человека невосприимчивость к энцефалиту.

Смородинцев и Левкович накапливали вирус в мозгу мышей, заражая тысячи животных. Затем их усыпляли, вынимали мозг, измельчали его и растирали в ступках со стеклянными бусами. Это позволяло получить тонкую гомогенную массу, которую растворяли в специальном солевом растворе. Жидкость очищали от обломков мозговых клеток на центрифугах с большой скоростью вращения. В результате получали прозрачный материал, который содержал значительные концентрации вируса. Затем этот раствор оставалось только инактивировать с помощью формалина.

Когда вакцина была готова, встал вопрос, где и как ее испытывать. Первые опыты провели на мелких лабораторных животных, а затем и на обезьянах. Эксперименты показали, что вакцина не причиняет вреда, стимулирует образование антител и защищает обезьян от последующего заражения их живым вирусом клещевого энцефалита.

Уже весной 1938 года Смородинцев и Левкович приготовили первые ампулы с препаратом, который они считали пригодным для людей. Нужно было доказать, что вакцина не причинит вреда прививаемым.

Ученые даже не задумывались, кто первым получит инъекции вакцины, чтобы доказать ее безвредность. Создатели вакцины и сотрудники лаборатории ввели ее себе и после тщательного врачебного наблюдения убедились, что на протяжении нескольких месяцев после вакцинации никаких побочных явлений не возникает.

Когда безвредность вакцины выяснилась, нужно было наверняка убедиться в ее защитной эффективности. Обнаружив, что после прививки в крови образовались антитела к вирусу энцефалита, исследователи пошли на огромный риск и заразили себя диким таежным вирусом. Они ввели себе в кровь очень большие количества вируса, гораздо большие, чем попадает в организм человека при укусе клещей. Вера в успех оказалась оправданной: вакцина защитила ученых, они не заболели.

После дальнейших испытаний вакцину начали производить в достаточно больших количествах, чтобы можно было привить всех, кто нуждался в защите от энцефалита в связи с выездами на работу в тайгу. Уже к весне удалось привить более 20 тысяч человек, уезжавших на Дальний Восток. Мероприятия дали ощутимый эффект. К осени удалось выяснить, что почти все привитые оказались защищенными. Они успешно работали в тайге, хотя неоднократно подвергались укусам клещей. Болезнь у большинства из них не возникала.

Оценка эффективности вакцины против клещевого энцефалита, проведенная через год, показала, что число заболеваний снизилось в 2,5—4 раза.

Обследуя сыворотки крови, полученные от многих тысяч привитых в том году людей, и анализируя данные о заболеваемости энцефалитом в Сибири, ученые пришли к выводу, что первые прививки защищают людей всего на один год. Только в течение этого короткого времени в крови сохранялись достаточные количества антител.

Ученые установили, что защита значительно усиливается, если вакцину ввести не один раз, а три-четыре. Такой цикл прививок следовало повторять каждые два года. Естественно, что это было не совсем удобно, однако позволяло всех, кто начинал работать в условиях необжитой сибирской тайги (охотников, лесорубов, участников геологических и других экспедиций и в первую очередь военных), надежно защитить от клещевого энцефалита.

В послевоенный период многие экспедиции, посланные в различные зоны Советского Союза, установили, что клещевой энцефалит встречается не только в сибирской тайге, но поражает людей буквально на всех лесных территориях страны. Болезнь встречалась и на Урале, и в Карелии, и в южных районах.

Эти исследования вирусологов и эпидемиологов, которыми руководили Чумаков и Смородинцев, выяснили природу неизвестных ранее заболеваний, получивших название «омская геморрагическая лихорадка», «двухволновый менингоэнцефалит» и т. д.

Вирус клещевого энцефалита везде собирал свою жатву: от берегов Тихого океана до Белого моря и Белоруссии. Более того, исследования советских ученых надоумили заняться такими же работами и вирусологов других стран. Не прошло и несколько лет, как очаги клещевого энцефалита выявили сначала в Чехословакии, а затем в Венгрии и Румынии, в Финляндии и Польше. Очаги клещевого энцефалита, связанные с весьма родственными вирусами, были обнаружены и в различных государствах Азии и Америки.

Правда, в Сибири энцефалит имеет более тяжелое клиническое течение и губит 20—30 процентов заболевших, в то время как в европейских районах страны болезнь протекает легче и смертность при ней в 10 раз ниже.

На сохранение очагов клещевого энцефалита значительное влияние оказывает хозяйственная деятельность человека. Нередко она вообще приводит к их ликвидации или сокращению в результате вырубки лесов и последующей распашки земли.

С другой стороны, очаги энцефалита часто расширяются, если люди интенсивно осваивают леса, заменяют хвойные породы деревьев лиственными. Человек всегда приводит за собой в лесные массивы домашних животных, которые становятся объектами нападения клещей, а затем передают вирус людям, употребляющим их молоко.

И в тех местах, где лесные массивы насыщены большим количеством зараженных клещей, может ежегодно инфицироваться до 25—40 процентов жителей. Правда, заболевают не все, однако эти цифры значительны.

Во многих районах страны, где зараженность лесов клещами весьма высока, государство проводит в последние годы активное их истребление с помощью различных инсектицидов. Для этого самолеты и вертолеты опрыскивают или опыляют смертельными для насекомых ядами лесные массивы вокруг поселков, лесопромышленных объектов, домов отдыха и санаториев. Опыление лесов проводят осенью, а затем весной, когда яд легче достигает находящихся на деревьях клещей. Ежегодное опыление такими инсектицидами резко уменьшает число клещей и в значительной мере снижает риск заражения людей энцефалитом.

Некоторые ретивые противники вакцины предлагали бороться с клещевым энцефалитом, уничтожая животных — носителей вируса. Но это нереально. Сейчас известно, что на территории Советского Союза постоянно инфицировано вирусом клещевого энцефалита более 100 видов млекопитающих и птиц. Их общее число составляет многие сотни миллионов особей, а это значит, что с ними сделать ничего нельзя. Они поддерживают в природе постоянные очаги инфекции, а одновременно и экологическое равновесие, нарушать которое всегда опасно.

Любопытны работы статистиков, которые интересуются всем на свете, в том числе и клещевым энцефалитом. Недавно они подсчитали, что из всех людей, которые в последние годы заражались клещевым энцефалитом, 90 процентов было покусано клещами и только 10 процентов заразилось в результате использования зараженного молока.

Если клещи кусают в основном взрослых людей, то среди заразившихся от молока больше половины дети. Основная масса заражений энцефалитом через молоко приходилась на Предуралье и Средний Урал. Это Кировская, Пермская, Свердловская области и Удмуртская АССР. Разгадка была простая: здесь население содержит много коз, и здесь же в больших количествах обитают клещи — носители вирусов клещевого энцефалита.

Если в прежние годы клещи заражали в основном только людей, которые работали в таежных условиях, то теперь 80 процентов пострадавших — это туристы или отдыхающие. И тут дело объясняется просто: тех, кто работает в лесах, обязательно прививают вакциной, и она создает надежную защиту. А люди, которые едут в лес за грибами, отдыхать или путешествовать, к врачам за прививками не обращаются и поэтому заболевают после нападения зараженных клещей.

Поискал информацию