ССЫЛКА

Закрылась «Альтернатива» — организация, спасавшая россиян из рабства. Интервью с создателем

07/11/2021 - 21:21 — Филин

Единственная в мире общественная организация, занимающаяся освобождением рабов — российская «Альтернатива» — объявила о закрытии. Полностью прекратить свою деятельность она планирует уже через две недели.

, — говорится в заявлении, которое организация разместила у себя в телеграм-канале. Руководитель «Альтернативы» Олег Мельников в интервью Znak.com объяснил, почему так вышло. Мы также поговорили с ним о том, сколько рабов удалось освободить за 10 лет, в каких странах было работать тяжелее всего и почему крупный бизнес скорее поддержит уссурийских тигров, чем освобождение рабов.

— Почему вы занялись борьбой с рабством?

— Случайно вляпался. В 2011 году ходил на защиту Химкинского леса и в какой-то момент родственник моего знакомого рассказал, что людей держат в рабстве на кирпичном заводе в Дагестане. Я в это не поверил, но согласился поехать — сенсация же будет, вернемся героями! Приехали, освободили двух девушек и трех мужчин. Вернули их в Москву, разослали 50 пресс-релизов журналистам, и никто нам не ответил. А потом мне написала в соцсетях мать еще одного удерживаемого. Снова согласился помочь. Потом подумал, что до конца месяца позанимаюсь этим, потом — до конца года. Так и остался в этой истории.

— Вы ведь зашли в теневой сектор, где много криминала. Угроз никогда не поступало?

— На меня было даже покушение. Киллер прямо возле дома три раза воткнул нож в область почки.

— Это в связи с каким-то вашим расследованием?

— Это было несколько лет назад, когда мы сажали нигерийскую мафию, торговавшую людьми.

— Киллера задержали?

— Нет. Мне участковый позвонил только через полгода.

— Дело-то хоть завели?

— Меня об этом не уведомляли, хотя доставляли в больницу с ножевыми ранениями, и потом я сам писал заявление. Участковый, когда позвонил спустя шесть месяцев, сказал, что надо прийти и дать показания. Я ему говорю: «Быстро вы среагировали». А так угрозы постоянно поступают. Ну, поступают и поступают.

— Вы как-то спокойно реагируете…

— Я в целом человек спокойный. За десять лет то, что у обычного человека вызывает шок и отвращение, у меня в одну массу превратилось, вызывает меньше эмоций.

— Насколько трудно заниматься темой рабства в России?

— Легче всего — спасать людей.

— А сложнее что?

— Объяснять людям, что происходит. На каждый наш призыв помочь появляется 20-30 комментариев в соцсетях, что мы мошенники. Думаем, как спасти какую-то бабушку, а нам пишут: «Дураки, идите в полицию — там ей помогут». Освободили девушку на Северном Кипре из сексуального рабства, а нам опять пишут: «Что вы нам рассказываете, обратились бы в посольство, там бы все для нее сделали». Хотя на самом деле чаще посольства к нам обращаются за помощью, чем наоборот. Если бы общество оплачивало наши услуги, было бы понятно. Но когда ты сам все делаешь, то становится обидно.

— Люди не верят, что в XXI веке может быть рабство?

— Тут сложнее. Людям крайне трудно понять, что любой из нас может оказаться в подобной ситуации. Они начинают себе внутренне объяснять, почему именно он никогда не попадет в рабство. А те, кто попал, по их мнению, либо пили, либо глупцы.

— Насколько эта тема табуирована в российском обществе и в СМИ?

— Журналисты спокойно рассказывают про это. Поменьше пишут, побольше показывают по телевизору. На федеральных каналах мы не стоим ни в одном «стоп-листе». Но все посмотрели, поохали и поахали, и все на этом. А ведь эта история не имеет начала и не имеет конца.

— Как на вашу деятельность реагируют силовики?

— С силовиками на нижнем уровне все не очень хорошо. Есть ощущение, что там терпеть не могут любых общественных инициатив. Воспринимают нас как дурачков, которым делать нечего. А вот на более высоком уровне все с точностью до наоборот. Там нас воспринимают абсолютно адекватно и всячески поддерживают. (РП: Не  очень то сильно их поддерживают эти силовики, если эта организация закрывается по причине банального безденежья).  Кстати, мы первые, кто научился выявлять продажу детей цыганам. Все основные дела в этой части проходили через нас.

— С [российским омбудсменом] Татьяной Москальковой и уполномоченными в регионах работаете?

— С омбудсменом контактов нет. Слышал, что желание встретиться было, но мы с ними не соприкасаемся. А вот с политиками, в первую очередь с региональными, мы общаемся.

— «Альтернатива» вне политики?

— Да. Какая разница в этой теме, каких политических взглядов ты придерживаешься? У нас вообще странная команда. Есть коммунисты, есть националисты, есть путинисты, либералы, есть русские и нерусские — всякие. И никогда у нас не возникало конфликтов на этой почве вообще.

— Есть случаи из практики, которые на всю жизнь вам запомнились?

— Один из таких — это Вячеслав Комаров. В результате аварии он получил травму головы и стал как 12-летний ребенок, хотя у него были жена и дети. И вот такой человек в 2013 году сидел на лавочке в городе, к нему подошли люди и спросили: хочешь работу? И увезли на работы в Дагестан. Оттуда Комарову удалось с помощью сердобольной женщины позвонить отцу. Тот приехал, пошел в полицию, а там не принимают заявление: «Приходите через три дня». Это было 4 мая, а 7 мая они нашли меня. Оказалось, из-за травмы головы Комарову надо было принимать определенное лекарство. Если этого не сделать, то через 24 дня он умрет. Мы прошерстили все кирпичные заводы в Дагестане и на 23-й день нашли его. К этому времени он уже лежал в бессознательном состоянии в бытовке. Тогда это было для нас очень большой победой, здесь мы смогли сработать на время.

— За десять лет работы скольких вы освободили?

— 1800 человек освободили из рабства. Обменяли порядка 500 человек военнопленных на Украине, мы там выступали посредниками. Еще порядка 2 тыс. тех, кто по каким-то причинам не мог вернуться на родину, и мы им помогали.

— Например?

— Солдат Алексей Галактионов. В 1993 году он пошел служить по контракту в российскую армию, был направлен в Армению. В 1995 году ехал в военной колонне в Ростов через Грузию, его ссадили на границе, в документах нашли ошибку в отчестве. Пока шел назад, военную часть, где он служил, расформировали. Пришел в посольство РФ, там попросили личное дело. А оно лежит в Томске, военкомат его никому не дает — «Только лично в руки военнослужащему». В итоге 23 года он пробыл там. А выход был простым: два наших сотрудника приехали, подтвердили его личность, и ему выдали справку, с которой он смог выехать. Все! За 23 года никто этого ни ему, ни его матери так и не смог пояснить. Мужик уже домой не чаял вернуться.

— Какой ареал ваших операций?

— Самая дальняя точка — это была Южная Африка. Там у нас даже филиал работал. Много нищенской мафии и трудового рабства в Индии. А так: Восточная Европа, Южная Европа, Греция, Кипр, вся почти Азия и Ближний Восток. Например, была ситуация, когда мужчина из Иордании вывез туда детей из РФ. За ним поехала их мать. В итоге ни сама выехать не смогла, ни детей вывезти. Так ее еще и квартиру в Москве заставляли продать…

— Где за рубежом труднее всего работать?

— Одна из самых сложных стран — Бахрейн. Освобождаешь девушку из секс-рабства, а тебя прямо на выезде тормозят. Пока не оплатишь штраф [за нелегальное пребывание освобожденной], никуда не полетишь. В любой другой стране тебя отпустят, но не впустят назад, пока не заплатишь. Тут наоборот. И еще ни в коем случае жертве нельзя говорить, что она была связана с проституцией. Это уголовное дело, даже вне зависимости от того, что ее заставляли.

— Вы могли бы нарисовать карту распространения рабства — где и каких типов сильнее распространено?

— Мы можем не только для России, для всего мира такую накидать. Рабы используются в сфере секс-услуг, сельскохозяйственных работ, включая различные заготовки, на стройках, есть нищенская мафия. По данным организаций, работающих с ООН, сейчас в мире в рабстве находится от 40 до 60 млн человек. Это в десять раз больше, чем во времена, когда рабство было законным. В России те или иные формы рабства мы встречам повсеместно. Некоторое время назад этого было больше в южных регионах, но постепенно там наводят порядок. Сегодня ночью у нас сотрудник летит в Новый Уренгой, потом в Якутию, потом в Екатеринбург.

— В СССР ведь такого не было, почему сейчас это снова все вернулось в нашу жизнь?

— Во-первых, правовая безграмотность. Граждане не разбираются в своих правах и трудовых обязанностях. Спокойно решаются на то, чтобы отдать паспорт.

— Может быть, это от безвыходности, когда из-за нищеты ты готов на все?

— Именно так. Но они толком не знают, как правильно устроится на работу и становятся легкой добычей вербовщиков, обещающих золотые горы. Начинают что-то там отрабатывать, потом выкупают свой паспорт, гасят штрафы. В итоге до конца сезона человек работает бесплатно, а потом его перепродают или выбрасывают на улицу. Вы же обращали внимание, что на каждом углу висят сейчас объявления о работных домах?

— Обращал.

— Это потому, что у нас не хватает сейчас трудовых мигрантов из-за рубежа, и в большинстве случае потребность в такой рабочей силе закрывают обитателями работных домов. В большинстве случаев там установлены тюремные порядки. Их держат, как правило, выходцы из колоний, и попадает туда много таких же. Допустим, выходит человек из колонии в Мордовии, а ему ехать на Дальний Восток со справкой об освобождении и 800 рублями в кармане. Вот и идет он в эти работные дома, снова попадает в среду зэков. Вторая проблема — законодательство. Оно у нас дырявое, к тому же сотрудники полиции не всегда его знают.

— В каких местах дырявое?

— В части 2 статьи 127 УК РФ («Незаконное лишение свободы») есть большая проблема: не прописано, кто такой человек, находящийся в рабстве. Ты убежал — значит, ты уже не раб. У тебя был телефон с нулевым балансом, чтобы тебя контролировать, — значит, ты имел средство связи.

Такой случай у нас был в Опочке в Псковской области. Гражданин Украины по имени Сергей ездил с 2011 года на шабашки в Россию, и все у него было хорошо. А в 2015 году он снова приехал и устроился к какому-то цыгану на ферму. Тот отбирает у него документы, не платит ему денег. Мы его оттуда вывозим, начинаем выяснять и понимаем, что к этому цыгану ездили прокурор местный, еще какие-то чины. Когда мы опубликовали его историю, к нам приехали сотрудники полиции и вытащили его снова туда. Пытались выбить из него показания, что он нам сплошь неправду сказал. Потом его пытались депортировать за то, что он в России нелегально якобы проживает четвертый год. При этом сами его раньше вызывали давать показания полтора года назад и учли его показания без всякого паспорта. Мы тогда подняли такой шум, что весь отдел полиции посыпался. Дошло до губернатора, через два дня начальник ОВД привез его назад. Зачем они это сделали? Ну, возможно, они так и привыкли делать.

— В итоге что у вас случилось с финансированием, почему закрываетесь?

— Основная часть денег поступала от моего бизнеса, который просел в пандемию. Накоплений моих тоже не хватает: мы поняли, что не вытягиваем. Возможно, попробуем реанимировать движение чуть позже, но сейчас я не могу больше тянуть. Если общество нас поддержит, то работа продолжится. Нет — значит, нет.

— А что это за бизнес?

— Производство технических газов и сухого льда. Все, что используется в ресторанах, при проведении шоу и массовых гуляний. Раньше еще было немного недвижимости. Часть производства перепрофилировали под производство антисептиков. Это нам помогло прожить еще немного. На этом все.

— Если не секрет, какова структура доходов и расходов «Альтернативы»?

— Ежемесячные расходы — это 1-1,2 млн рублей. Из них собирали через пожертвования около 300 тыс. рублей. Остальное — поступления от моего бизнеса. Расходы такие: 450 тыс. рублей — зарплата постоянных сотрудников, их 22 человека. Затраты на шелтеры — 150 тыс. рублей, аренда офиса — 55 тыс. рублей, на мелкие траты и переезды сотрудников — еще 30 тыс. рублей. Остальное уходит на освобождение людей и помощь им.

— Может, стоит обратиться к крупным спонсорам: ФПГ, нефтяникам?

— Деньги собирать мы толком не умеем. Хотя много кому рассылали письма, но на наши письма никто не отвечает.

— Не проявляют интерес к вашей деятельности?

— Поймите, эта деятельность хоть и на виду, но она не вызывает каких-то чувств, кроме шока. И мы самые последние в списке тех, кому будет человек помогать. Большой бизнес охотнее помогает уссурийскому тигру, перинатальному центру или больному ребенку. Фраза «я помогаю освобождать рабов» звучит так себе.

— Может, стоит обратиться к государству, сейчас очень хорошие суммы дают по президентским грантам?

— За всю нашу 10-летнюю историю мы не получили ни одного гранта. Да если честно, особо и не стремились.

— Почему?

— Есть одна сложная проблема для нас — отчетность. За большую часть денег мы просто не может отчитываться, как другие НКО. Мы часто делаем платежи без документального подтверждения. Например, в Северо-Кавказском округе такого много. Они почему-то зачастую не делают временных документов жертвам, которых мы освобождаем. Соответственно, мы вынуждены перевозить людей сюда, пользуясь услугами частных перевозчиков, которые нередко не дают нам даже чеков. Второй пример. Идем мы на контрольную закупку в бордель — ну, какие могут быть чеки у сутенеров?

— Как дела с донатами, есть поддержка?

— Вот сейчас за несколько дней удалось собрать 370 тыс. рублей. Этого хватит на две недели. Много отозвалось тех, кто профессионально занимается фандрайзингом. Но, если ничего не изменится, мы полностью приостановим работу.

— Не думали пойти в Госдуму и начать дорабатывать законодательство?

— Мы сейчас по нищенской мафии прописывали закон, его должны депутаты одной из партий продвинуть. Про Госдуму, конечно, думали. Двух депутатских зарплат нам вполне хватит, чтобы «Альтернатива» жила и работала. Еще и власть в руках появится. Если решимся, то, конечно, объявим. Правда, сейчас тот, кто позже объявит, тот на лучших позициях будет находиться. Остальные уже посажены.

— Вы же вне политики!

— Там не будут разбираться!

— Если закроетесь, есть еще кто-то в России, кто будет заниматься темой рабства?

— Сейчас странная фраза прозвучит. К сожалению, у нас на это монополия, причем, не только в России. Мы — единственная организация в мире, которая занимается всем спектром вопросов. Есть те, кто занимается помощью жертвам насилия. Есть те, кто занимается пропагандой против рабства. Есть те, кто занимается и помощью, и пропагандой. Мы уникальны тем, что занимаемся всем этим и еще освобождаем людей.

— Почему у вас получилось, а больше ни у кого?

— Спасибо России, она много нас чему научила (смеется). Кроме того, мы всегда были неподконтрольные «люди в черном», нам отчитываться не надо было. Так случилось, что мы закалились в этой стране и перенесли опыт в другие страны.