Дмитрий Бутрин
О чаяниях простого народа

В русской культуре, от которой в России сбежать удается лишь считанным единицам, принято относиться к «сказанному в сердцах» более или менее снисходительно. Хотелось бы, чтобы к нам всем это правило было применимо: за последние несколько недель наговорено и написано избыточного столь много, что какой-нибудь более спокойной стране, Швейцарии или Бельгии, этого хватило бы на четыре года. Я уже говорил, что, с моей точки зрения, то, что мы воспринимаем за «торжество политической реакции», во многом обеспечено самим фактом протестных выступлений конца 2011 — первой половины 2012 года. Расширившееся информационное пространство расширилось не только для либералов, левых и националистов — медийная «политическая реакция» обеспечена не столько мобилизацией пропагандистского цеха АП (он как раз, за редким исключением, настроен апокалиптически и балансирует на грани уныния и истерики), сколько нарастающим желанием высказаться тех, кто этого делать, в общем, не умеет. Напомню, медиаидол оппозиции, Света из Иваново, сначала обрела со своим «мы стали более лучше одеваться» свой язык — и лишь после этого была спешно принята в известную труппу на роль аутентичного туземца. Неизвестно, сколько игуменов, байкеров, десантников, генетиков, чиновников, активистов, политтехнологов, пьяниц и лиц менее определенных занятий воспользуется этой свободой. Во всяком случае, их теперь сильно больше тех, кто считал право на высказывание принадлежащим себе по праву рождения, воспитания и роду занятий. Чужой язык хоть и грубее, но энергичнее и новее; то, что говорить теперь приходится громче, увеличивает общий гвалт, и все это уже напоминает лондонскую пивную накануне закрытия — чтобы тебя услышали, нужно или повышать голос, или говорить важное. Первое проще, во многом поэтому уже много месяцев нам кажется, что хуже времена, чем сейчас, никогда и не наставали.

И они ведь в действительности настают, даже если бы все разом замолчали. Если бы все ограничивалось «реакцией» в околоправительственных медиа, как спокойно можно было бы ко всему этому относиться, но ведь сухим остатком всеобщего возбуждения являются и десятки политических уголовных дел, судебных процессов и политзаключенных, десятки очевидным образом окрашенных правок в законодательство и сотни таких же инициативных предложений, из которых очень значительная часть, тут уж будьте уверены, будет превращаться в законодательные ограничения прав и свобод. Наиболее популярны сейчас сравнения происходящего с трансформацией политического режима большевиков в 1931–1935 годов с последующим «большим террором» 1937–1938 годов, другое популярное сравнение — кульминация подготовки к вероятному второму изданию «большого террора» в 1950–1953 годах. Дух медсестры Тимашук мечется по ординаторской, стремясь завладеть ручкой и бумагой, — тем временем, выброшенные на улицу из сонных пространств радио «Свобода» беспечной и бессмысленной, как и везде, американской бюрократией уже вопиют: мы, мы Вовси и Виноградов, врачи-вредители, безродные и гонимые космополиты, не все доживут до нового XX cъезда! Оно, конечно, так: потенциальным Абрамом, не помнящим родства, себя чувствуют не только пишущие и говорящие, но и значительная часть имеющих неосторожность что-то там себе думать вне расписания. Впрочем, мне бы хотелось, чтобы мы почаще вспоминали, что мы — так или иначе русские, и многое говорим «в сердцах» и думаем, руководствуясь исторической памятью. Ничего не имею против исторической памяти — однако было бы очень уместно вспомнить, что аналогия, сколь бы красивой и величественной она не мерещилась, — вспомогательный инструмент. Ленин, вещающий из автозака, философские самолеты Lufthansa, баррикады из баночек Coca-Cola на Пресне, новейшая Лубянка в Техническом переулке — все это, конечно, очень романтично, если бы не имелось оснований для более скучных предположений.

Например, если уж пользоваться историческими аналогиями, — я бы не стал оскорблять души погибших в «большом терроре» сравнениями с нынешними временами, а вспомнил бы куда как более прозаический эпизод в советской истории, 1983 год и незабвенного Константина Устиновича Черненко. Именно в бытность его генсеком предпринимались весьма схожие с нынешними действиями властей вялые усилия по реабилитации светлого сталинского прошлого, неэнергичные и мало что значащие попытки оставить в покое все отморозившееся в нестратегических областях и приморозить то, что тает очень уж некстати. Во всяком случае, дух междувременья, в котором хочется восстановить в партии тов. Молотова, перевести что-нибудь на хозрасчет, составить перспективные планы на четыре пятилетки вперед, бессильно пробойкотировать олимпийские игры в Лос-Анжелесе, чтобы выторговать что-нибудь в новой серии «разрядки», издать мемуары всех генералов Великой Отечественной и подать надежду (но пока не более!) нарождающемуся русскому нацизму как интеллектуальному течению, похож на нынешние времена более, чем тупой и нерассуждающий кошмар 1934 года. Время наше сходно с временами «гонки на лафетах» и несходно с временами «обострения классовой борьбы в процессе построения социализма», на мой взгляд, нарастающим чувством неважности и несостоятельности того, что именно пытается делать распадающаяся власть, сохраняющая, между тем, ненулевую способность придушить. Впрочем, и эта аналогия не лучше прочих: Владимир Путин — не Сталин, не Черненко, не Андропов, равно как не Ли Куан Ю, не Салазар и не Николай II. Как и всякое другое время, время, в котором мы живем, уникально. Оставим призраки генсеков и реформаторов в покое — насколько состоятельна нынешняя политическая реакция, как далеко она может зайти, что может ее поддержать и что ей противостоит?

Я полагаю (и предлагаю это в качестве рабочей версии), что законодательная и правоприменительная истерика последних месяцев в России — процесс достаточно кратковременный и сталкивающийся со многими ограничениями. В первую очередь, происходящее есть попытка выдать желаемое за действительное — все это вовсе не попытка построения «нового общества», высокодуховного и православного, противостоящего Западу и отвергающего его потребительские ценности, целомудренного и единого в своем высоком патриотизме. Все это — инновация последних месяцев, причем довольно неуверенная и опасливая. Скорее, речь идет о попытке части команды Владимира Путина, вовсе не единой внутри, как это принято считать, найти себе опору в «коренном народе», «простых людях», «трудящихся» после очевидной потери контакта с образованным классом. Конкуренция за «простых людей» — действие исключительно вынужденное: в администрации президента в силу довольно далеко зашедшего социального расслоения и произошедшего ранее распада социологических служб представления о «народе» и его «чаяниях», в принципе, должны быть даже более фантастичны, нежели на московских интеллигентских кухнях. Тем не менее, основа мифа о «коренном народе» одинакова и там, и там. Да и что этому удивляться — «Единая Россия» рекрутировалась на тех же кухнях и лишь позже (и не так давно) переезжала в загородные поселки под Москвой и Барселоной. Народу нашему приписываются, с одной, воодушевляющей власть свойства — крайний патернализм, умеренный национализм с уклоном в теорию мирового неприятия русской культуры, равнодушие к вопросам внутренней политики, неприязнь к образованному классу. С другой, негативной, — (основанная на зависти и неидеалистичности) склонность к уравнительным формам социальной поддержки, ханжество и крайний консерватизм, неприятие идеи конкуренции, недоверие к инновациям и вообще к изменениям, которые всегда к худшему, отрицательное отношение к идее государственного управления и склонность изолироваться от любых начинаний государства.

Парадоксально, но под этим определением с некоторыми оговорками подпишется в непубличном разговоре и приличная часть российской оппозиции, причем неважно, к какому крылу она себя причисляет — левому, националистическому или либеральному. Значительная часть ужаса, испытываемого оппозицией от законобесия «Единой России» лета-осени 2012 года, я уверен, связана с глухой уверенностью — все так и есть. Социологи, которых мы с 2005 года подозреваем в фальсификации любого соцопроса, связанного с проблемами власти в России, при этом почему-то удивительно точно и достоверно подтверждают общие представления о «народе-богоносце», мечтающем об останкинских картонных пельменях, льготах на проезд в общественном транспорте, Сталине, погромах и молебнах во славу Российской империи. Им верят и на Старой площади, и на Болотной. Но на Старой полагают, что «коренной народ» заинтересован в ограничении тлетворного влияния Интернета, сожжении педофилов и наркоманов, гетто для таджиков, конкордате с РПЦ, спонсируемых бюджетом рабочих местах и местах для рыбалки, — и в обмен на это не будет обращать внимания на аккуратные реформы здравоохранения и образования, приватизацию, в равной степени как и на умеренную коррупцию (с неумеренной пытаются бороться, но получается пока плохо). На Болотной, менее единой идеологически, верят в разный народ — но в целом согласны, что власть в силах заключить пакт с «простым народом» по схеме «мы вам исправленную версию социализма, вы нам — спокойствие и равнодушие». В текущих оппозиционных преувеличениях тяжести своего положения, в стремлении говорить о политической реакции как о состоявшейся национальной катастрофе, в постоянной апелляции к «будущему экономическому кризису», который не даст властям ресурсов, потребных для оплаты «пакта», — очень много от признания народа именно таким, каким его видят и в Кремле. Надежды же оппозиции связаны с представлениями о том, что «простой народ» власть все же обирает, поэтому его интерес можно привлечь к этому обстоятельству, пообещав ему другой пакт: «вы нам власть, мы не воруем, остальное — как при дедушке».

Не буду оспаривать того, что такое мнение о «коренном народе» неверно. Если мы считаем, что «мы» и «общество» отделены друг от друга, что «быдло» и «анчоусы» бесконечно далеки от «думающего меньшинства», «образованного класса», «элит» и «контрэлит», то так оно, в общем, и должно представляться. Я вообще полагаю, что «народ» всегда и везде будет соответствовать тому, что о нем думает его рефлексирующая часть. У него нет никаких особенных, отдельных интересов, ценностей и пристрастий, кроме тех, что навязываются ему и видятся в нем им же. Вся «визуализация» русского патернализма, нелюбопытства, суеверия, алчности с большой вероятностью придумана обществом в России самим о себе. Если всякий представляет соседа по лестничной площадке как мрачного алкоголика со склонностью завоевывать Константинополь по пятницам, подъезд и будет соответствовать описанию, устроится, исходя из этого, а уж пустые бутылки и надписи на стенах найдется кому обеспечить в любой части света, раз уж они предусмотрены и раз уж в невозможность чистого дома никто из соседей не верит. Иных органов зрения на себя самих, кроме нас самих, нет. Общество, думающее о себе, как о пропащем, пропадет. Общество, видящее себя совокупностью нормальных людей, обречено на нормальность.

Тем не менее, существуют же «объективные свойства русского народа», те или иные общие склонности (оставим националистам этнические вопросы, это, в конце концов, их проблемы), характерные черты политической нации? Если соглашаться с тем, что она существует, наверное, стоило бы ответить на этот вопрос положительно, но непременно добавить: «проклятие самоопределения» — гораздо более важный и значимый эффект. Но не стоит соглашаться и на это. Никакого «народа», простого или непростого, в этом смысле не существует. Есть совокупность ста сорока миллионов граждан с индивидуальными и меняющимися пристрастиями, всякую минуту объединяющихся друг с другом в самые различные группы и вступающих во взаимодействия, когда кооперативные, а когда и конкурентные. «Свойства народа» зависят в этом рассмотрении преимущественно от того, чем «он» сейчас занят и увлечен. Может — футболом. А может — реформой судебной власти. Что важнее, расскажите? Чему-то поверим, чему-то не поверим, что-то будем проверять. Конечно, будем и ошибаться, и увлекаться популистами, и верить обманщикам. С кем не бывает? Рассказывайте.

И вот эти занятия и увлечения, вероятно, и есть то, на что любому политику, любому реформатору и любому чаятелю добра и можно, и нужно влиять. В этом нет никакого элитаризма, поскольку политические занятия — разновидность совершенно нормальной и обычной человеческой деятельности в обществе. «Дурной народ», желающий всякой чертовщины и мракобесия, полагаю, мгновенно исчезнет в тот самый момент, когда в нем перестанут видеть бездумную орду, с которой нужно договариваться о немногом и которой в остальном нужно сторониться. Нужно всего лишь попробовать мыслить себя одной из взаимодействующих групп, считающей себя абсолютно нормальной и преследующей собственные законные интересы. Не надо думать, нужна ли «народу» сменяемая власть, независимый суд, дешевая водка, Владимир Путин или унижение Америки. Важно, что они важны вам, и вы намерены это иметь, и будете этого добиваться. Чем благодетельствовать простым людям — лучше облагодетельствуете себя, какой-нибудь «народ» как-нибудь подтянется, если дело стоящее. Если очень стоящее — весь. И власть, скорее всего, тоже.

Выглядит с нынешних позиций идеалистично и фантастично — но не вижу смысла смотреть на это под другим углом, это, скорее всего, как раз то, что происходит, хотим мы это так описывать или нет. Оппозиция и власть, два меньшинства в совокупности большого числа других меньшинств, с опаской обращаются к неведомому обществу за поддержкой и защитой. И у тех, и у других получается так себе — составляющие общества видят в них и ближних, и чужаков, так же осторожно выясняя, какую пользу принесет взаимодействие именно им. И, если власть настаивает на неравноправном взаимодействии, на подчинении, на «народном единстве», тот, кто предложит более выгодную и интересную большинству составляющих общества альтернативу, может не опасаться ни революции, ни нового 1937 года. Не говорите, что «общество инертно и равнодушно»: такие переговоры — дело долгое, зато надежное. Во всяком случае, это более надежное дело, чем пытаться отвоевать у власти ее место ради сеяния разумного, доброго, вечного с последующим насильственным кормлением стад плодами просвещения. Не существует никакого народа, кроме вас. Не существует никакой власти, кроме вас. Пытаться быть в оппозиции самому себе — занятие бесполезное: тот, кто первым прекратит этим заниматься, все исправит.

Стоит поторопиться стать этим первым.
http://inliberty.ru/print.php?id=3697

Я очень тронут, спасибо.

Собственно говоря, я ради одной фразы скопипастил:

Упрощённо так можно сказать.

А реальная политология и социология и состоят сейчас в том, что видеть в народе и навязывать ему то, что хочется, а не заниматься анализом или предсказаниями.

Условно: Путин перед выборами присоединил Таджикистан и Узбекистан к России, провёл грандиозные военные манёвры с явно антизападной риторикой. По телевизору заговорили про евразийство,  особый, альтернативный западному путь развития, СССР-2, Империя, говорят осанны от лица "простого народа", возрождение патриотизма и про широчайшую народную поддержку курса ВВП. Параллельно Патриарх окучит свою аудиторию разговором про восстановление Российской Империи. По Эху Москвы хором поют о тоталитаризме и эксплуатации бедных таджиков и, что самое важное, о поддержке совковым быдлом действий власти, "такой у нас народ",
Каждый чел по отдельности может плеваться и понимать - у мигрантов не не осталось ни одной преграды, чтобы приехать  в любом количестве, что новые территории станут очередными чёрными дырами экономики и криминала, что никакой пользы лично ему от этого всего нет, один вред. Но если они, каждый по отдельности, уверуют, что то пресловутое таинственное быдло эти шаги поддерживает и такой у нас тупой народ, то эти действия власти приобретут легитимность. Отдельным шагом будет запугать людей бОльшим злом: мол если бы мы не присоединили, то их бы захватили талибы и исламисты, всё равно бы пришлось воевать, но уже на своей территории.

И с помощью ещё одного ряда несложных манипуляций всякие соцопросы с грамотно сформулированными вопросами будут стабильно давать результат в поддержку власти.

Вкратце: сначала убеждают, что масса думает так-то, а дальше срабатывает эффект парадокс Абилина
Каждый при этом про себя может продолжать ругать пресловутое быдло.
Путин на выборах может и не набрать нужный процент, но его нарисуют, главное, чтобы верили в запутинское быдло, боялись бОльшего зла, тогда поверят и в результат. И результат будет эмоционально легитимным, вне зависимости даже от объективно доказанной фальсификации голосов.

Может быть пример неудачный, но думаю, понятно о чём, можно примерить на любой процесс. Конечно, есть предел, за которым это не работает, но там могут применяться, как основные, другие средства - запугивание и террор.

Где автор не прав, так это там, что он упомянул о том, что человек, пытающийся войти в резонанс с реальными подспудными желаниями и потребностями людей(а они объективно есть и довольно просты. И это не война с Америкой или массовые расстрелы ), пытается всерьёз представлять интересы хоть какой-то осязаемой группы, отстреливается на дальних подступах. А плата за вхождение в систему - самозапомоивание. Например, открыто высказаться, что пенсионеры неэффективны и пенсии нужно урезать втрое. Это будут припоминать на каждом углу и теперь чел безопасен. Многие, например ДАМ, так вообще работают идиотами, таковыми на деле не являясь.

У нас антиэлита, поэтому механизм используется только для опускания..

Смотря для кого.

Я, к сожалению, в отъезде и времени нет вообще.

ldmaA!

Можно жить дома и срать в нём и именно это  ты и делаешь, желая превратить его  в ублюдский гадюшник. Даже великолепный Питер превращаете в омерзительную аульную помойку. Где бы я не жил, этому я буду мешать, как могу.

Забыл у народа спросить. Который настроен явно иначе. Впрочем, опять же, какого народа, если таджикского, то безусловно здорово.

Проблемы немецкой жизни, которыми ты мне предлагаешь заняться, действительно есть, но это жалкая тень того, что происходит в России вашими стараниями. Нам бы их проблемы, короче.
Чао какао.

Я обычно на это не обращаю внимание, но на этот раз скажу. Не вижу никакого реального смысла в этих подколках. Я живу не в России не настолько давно, примерно с 2006 года. Бываю и сейчас там часто. Не думаю, что за это время страна так фатально нравственно деградировала, чтобы мои впечатления оказались устаревшими. Да и наблюдаю в этом плане даже и позитивные сдвиги - множество знакомых мне людей, к примеру, пить-курить побросали, можно уже даже говорить о тенденции. При нынешней низкой мобильности и связности страны жители какой-нибудь Камчатки куда меньше осведомлены о жизни и проблемах того же Питера, чем я. Надоели с этим.

Проблема не стоит обсуждения. Я отношусь к этому баннеру скорее плохо, чем хорошо, пошловатый маркетинговый ход. Советую Вам с иереем обратить на что-нибудь более значимое.

Это реакция понятна. Когда при всех проблемах России с её непредсказуемостью, нищетой и забитостью у кого-то случается обострение духовности, хочется сказать тому "да пошли вы, хоть в покое оставьте". Просто до недавнего времени у народа с властью было военное перемирие "вы воруете сколько хотите, но в нашу частную жизнь не лезете, даёте возможность жить самим по себе и жить нас не учите." По ряду причин это закончилось и лезть в жизнь начали при сохранении всех других плохих сторон. В результате даже слово "духовность" уже стало иронично-ругательным, как "приватизация" и соответствующая реакция на любые инициативы на эту тему. Если Чубайс вдруг завтра предложит всему народу нечто замечательное и полезное, какая будет реакция?

По правде говоря, правящая элита государства и все, кто её отбеливает и легитимизирует, заслужили ненависть. А большая ненависть всегда бьёт по площадям, а не по конкретным людям и она никогда нигде не бывает культурной и благородной, как в фильмах. Но она есть, какая есть и взялась не просто так, а закономерно.

Это как раз очень похоже на аллюзию к запретительному законодательству последних лет - "взбесившемуся принтеру" ГД. К которому, кстати, приложила руку РПЦ, а вовсе не мифические содомиты-сталинисты."Запретить" - это  я слышу от них регулярно, как и "разрешить" всякую мерзость, вроде шариатских судов, как хотел Чаплин.
Кстати, каждое иезуитское высказывание того же Чаплина наверняка перечёркивает в глазах населения усилия многих безвестных честных православных подвижников.

Есть - это я. Тупо неинтересно.

+

Отредактировано Creux du van (11 октября, 2013г. 08:36:13)

Так вот Вы теперь сами говорите, что "совки" - это не продукт СССР. Людей, идущих наперекор "жизненным обстоятельствам", всегда было меньшинство. Это правда.

Вы идеализируете, противопоставляя хороший русский народ плохому. Если уж на то пошло, после соборного уложения и петровских реформ одни русские (и не только русские и на самом деле несколько ранее) держали других русских в прямом рабстве. Да, были разные времена, было то полегче, то совсем швах навроде плантационных негров-рабов и гаремов наложниц . И именно русских: прибалты, финны, поляки, горцы всегда имели привилегии. Если уж говорить о "России, которую мы потеряли", то  потеряли её значительно раньше.
То, что нищета и бесправие порождают, как правило, скотство - она было верна значительно раньше. А пример армии это только подтверждает и не только рашкинской, но и старой.
Почему такой акцент собственно на каких-то сталинистах и где вы их в таких количествах видите, мне не ясно.

Кстати, процесс душепадения русского человека, с его особенностями, прекрасно описывал столь нелюбимый Вами К. Крылов, я как-то постил на Шехине давно http://shekina.mybb.ru/viewtopic.php?id=67

А не первом фото не математик ли Перельман?

Такой чёткой сегрегации нет, многие сферы очень сильно пересекаются. Приспосабливаются и хитрят, как и живут в вымышленном мире, во всех стратах. Учёных-планктонщиков, как и хитрюг-хозяйственников, хватает. Я также против попытки вывести какую-либо святую прослойку подлинного простого народа, как и навешивать ярлыки а ля Водворах. Просто разочарование на таком пути неизбежно. Как и на пути поиска подобного народа в прошлом - это мыслительная уловка для того, чтобы обвинить ныне живущих. Когда нет сил изменить ситуацию, велик объявить жертву виноватой, а её мучения справедливыми из-за несоответствия неким стандартам "святости", которым не соответствуют ни сами обвиняющие, ни выдуманный ими сгинувший "святой настоящий народ". Это прямо из серии "изнасиловали -сама виновата, слишком юбка короткая или брюки, у них в аулах так не принято". И уж совсем непонятно, чем же русские хуже других народов, которые запятнали себя ну никак не меньшими грехами, но таких мучений не испытывающими и живущими в своё удовольствие.

За это всё я и не люблю большинство православных, кстати, на уровне эстетики, стиля, акапельной музыки. архитектуры мне как раз эта часть культуры симпатична, как и пресловутые платочки. Козлить людей они надоели просто, хотя сами извиваются в политике, как уж на сковороде. А из мести за то, что в данном нынешнем виде они никому не нужны, что прекрати господдержку и они станут нужны от силы 5% населения, они и козлят всех в полном аккордансе с упырями наверху. Однако последовать собственному совету поискать проблему в себе спешат очень редкие люди из них.