... и о карпократианах.
Из журнала «Миссионерское обозрение» за 1904 г.
Из миссионерских запросов.
Сим осмеливаюсь покорнейше просить Редакцию журнала «Миссионерское Обозрение» разрешить мое недоразумение. Если иконопочитание ведет свое начало от времен апостольских, то почему церковный историк Евсевий Памфил, говоря «о статуе, воздвигнутой кровоточивою» женой, исцеленной Спасителем (кн. 7, гл. 18), по-видимому, неодобрительно отзывается не только об иконопочитании, но даже иконографии: «Мы уже рассказывали, что посредством красок на картинах сохранены также лики апостолов Петра и Павла, да и самого Христа. Вероятно, древние, следуя обычаю язычников, выражали таким образом уважение ко всем без различия благодетелям». И почему он в своем торжественном слове о создании церквей, сказанном Тирскому епископу Павлину (кн. 10, гл. 4), подробно говоря о построенном епископом Павлином храме, ни единым словом не обмолвился об иконах, какового опущения, по-видимому, он не сделал бы, если бы иконы были непременною припадлежностью храмов. Спрашиваю об этом не из простого любопытства, а из опасения встретить подобное возражение со стороны сектантов.
С. А—мов.Евсевий Памфил был иконоборцем. Свои иконоборческие мысли он ясно высказал в письме к Констанции, жене императора Ликиния, относительно изображений Иисуса Христа (это письмо напечатано в Чтениях общества любителей духовного просвещения за 1880 г. март, стр. 393-394). Констанция просила Евсевия прислать ей изображение Иисуса Христа, о существовании которого она слышала. В ответ на это Евсевий пишет, что «невозможно изобразить человеческую природу Христа, когда она пременилась в прославленное тело... Не поступать же в этом случае подобно язычникам, которые нарисуют человека и думают, что изобразили Бога или героя, с каковыми субъектами в изображении и сходства то нет никакого... Если же Констанция желает изображения простого человека, то разве она не знает о существовании божественной заповеди, воспрещающей творение кумиров и всяких подобий? Ведь это и в церкви постоянно читается и от всякого можно узнать о ней». Кроме того Евсевий держался арианских взглядов на Сына Божия, хотя и подписался под Никейским символом. Так как древние иконоборцы ссылались в оправдание себя на Евсевия Памфила, то седьмой вселенский собор в своих заседаниях рассматривал упомянутое письмо Евсевия к Констанции и некоторые другие его сочинения и высказал относительно епископа Кесарийского следующее мнение: «Евсевий Памфил предался в неразумен ум, соделался единомыслящим и согласным в учении с приверженцами Ария и во всех своих исторических книгах называл Сына и Слово Божие тварью, лицом служебным и вторым поклоняемым. Если же некоторые в оправдание его говорят, что он подписался под определением собора[1], то мы допускаем, что это действительно было, но полагаем, что он почтил истину только устами, а сердце его далеко отстояло от нее, как показывают все его сочинения и послания. Если же он в разные времена говорил то так, то иначе и, судя по обстоятельствам, менял свои взгляды и убеждения (то хвалил единомышленников Ария, то изображал из себя приверженца истины), так (в этом случае) он оказывается по выражению Иакова, брата Господня, человеком двоедушным, непостоянным во всех путях своих (Иак. 1, 8), а потому пусть не думает, что обрящет что у Господа. Если бы он уверовал сердцем к оправданию и устами исповедовал слово истины ко спасению; то, конечно, испросил бы себе прощение за все свои сочинения, исправил бы их и написал бы слово оправдания за все свои послания; но этого он ничуть не сделал, а остался подобно эфиопу человеком, не изменившим своей кожи (Деяния вселенских соборов т. 7, изд. 2-е Казань. 1891 г., стр. 193—195, 255— 258). Из всего сказанного видно, что Евсевий Памфил был вообще сомнительным догматистом и что к отрицательным его суждениям об иконах нужно относиться крайне осторожно. Будучи предубежден против живописных изображений и совершенно неосновательно считая все такие изображения язычеством, Евсевий весьма неохотно вообще говорит о них в своих сочинениях и если упоминает о существовании в его время икон в христианской Церкви, то уступает в данном случае только требованиям вопиющей исторической правды. Поэтому-то и в своем торжественном слове, сказанном Тирскому епископу Павлину, он умалчивает об иконах, так как упоминание о них не требовалось главным предметом его речи!
Однако, православный миссионер при исторических доказательствах в пользу иконопочитания всегда может воспользоваться свидетельством Евсевия о ликах Христа и апостолов Петра и Павла (Церк. Ист. кн. 7. гл. 18), на которое обратил внимание и наш вопрошатель. Во-первых, оно несомненно доказывает существование священных изображений в Церкви Христовой в глубокой древности и, что особенно важно для нас, это свидетельство принадлежит убежденному иконоборцу; а во-вторых, Евсевий Памфил, считая лицевые изображения подражанием язычеству, не решается выдавать свое суждение за общецерковный голос, а относит это мнение исключительно к одному себе.
С.-Петерб. епарх. мисс. Н. Булгаков.[1] Первого Никейского о единосущии Сына со Отцом.
* * * *
ИЗ МИССИОНЕРСКИХ ЗАПРОСОВ.К вопросу об иконопочитании.
Милостивый Государь, г. Н. Булгаков!
В № 16-м «Мисс. Обозр.» за сей 1904 г. вы весьма удачно раскритиковали Евсевия Памфила, как еретика и потому историка, не заслуживающего доверия. Но вот я не знаю, что сказать о св. Иринее Лионском, который имеет сходство с Евсевием в мнении об изображениях святых, каких (изображений), по-видимому, у православных христиан первых веков не было. Вот что он пишет: «они (еретики) называют себя гностиками, имеют частью нарисованные, частью из другого материала изготовленные изображения, говоря, что образ Христа сделан был Пилатом в то время, когда Он жил с людьми. И они украшают их венцами и выставляют вместе с изображением Пифагора, Платона, Аристотеля и прочих; и показывают им другие знаки почтения так же, как язычники» (кн. 1, гл. 25). У древних христианских апологетов и философов тоже и мысли нет об иконах. Проф. Е. Е. Голубинский в своей истории говорит, что иконы появились в христианской Церкви в 3—4 веке. Что сказать на все это?
Свящ. Е. З—ев.В 25-й главе первой книги «Против ересей» св. Ириней Лионский обличает последователей Карпократа. Эти гностики во многом напоминают наших хлыстов. По словам св. Иринея, они учили, что «Иисус родился от Иосифа и был подобен прочим людям»; одни из карпократиан думали, что они в некотором отношении могущественнее Иисуса Христа, а другие считали себя превосходнее Его учеников, Петра и Павла и прочих апостолов, которых они впрочем ставили ничем не ниже Иисуса». Карпократиане проводили развратную жизнь, говоря, что «им позволительно делать все безбожное и нечистое, потому что по природе нет ничего злого, а только по мнению людей одно есть добро, а другое зло». Карпократиане учили и о необходимости переселения душ из одних тел в другие. Св. Ириней с негодованием говорит о карпократианах, что «они, как и язычники, посланы сатаной в поругание божественного имени Церкви, чтобы тем или другим способом люди, слушая их речи и воображая, что и мы все таковы же, как они, отвращали свой слух от проповеди истины, или, видя их дела, хулили всех нас, тогда как мы не имеем общения с ними ни в учении, ни в нравах, ни в ежедневном обращении... Чтобы скрыть свое нечестивое учение, они злоупотребляют для прикрытия своей злобы именем Христа» (ibidem). Таким образом последователи Карпократа представляли из себя гнусную полуязыческую секту, старавшуюся прикрыть свое омерзительное учение и действия внешнею личиною истинного христианства. С этою целью карпократиане, очевидно, имели у себя и изображения (иконы) Христа Спасителя («прикрывали свою злобу именем Христа»), как и наши хлысты; но так как карпократиане считали Христа обыкновенным человеком, который был даже ниже многих других членов их общины, — то и почитание этих изображений у карпократиан носило чисто языческий характер (Премудр. Солом. 13, 12—20). Св. Ириней именно и осуждает гностиков-карпократиан за языческий характер почитания изображений Христа, которые у них ставились вместе с изображениями светских философов, — но он ни единым словом не оговаривается относительно того, что этих изображений (т. е. икон Христа) не должно быть в Церкви Христовой. Наоборот, употребление икон Христа у гностиков-карпократиан показывает, что эти иконы были и в Церкви Христовой того времени: лжеапостолам и лукавым делателям (гностикам) весьма важно было походить на истинных служителей правды (2 Коринф. 11, 13—14), — и совсем не в их интересах было бы вводить у себя иконописные изображения Христа, если бы таковых не имелось в апостольской Церкви. Вот почему св. Ириней с такою силою настаивает, что «мы (т. е. христиане апостольской Церкви) не имеем общения с ними (гностиками) ни в учении, ни в нравах, ни в ежедневном обращении».
Что у древних христианских апостолов и философов и мысли нет об иконах, — это не совсем правильно. Тертуллиан и Климент Александрийский довольно ясно говорят в своих сочинениях о христианских изображениях: первый упоминает об изображении Доброго Пастыря (Иоан. 10, 11, 14) на сосудах («О покаянии», гл. 7, 10), а второй советует христианам изображать на своих перстнях голубя, или рыбу, или корабль, потрясаемый бурею, или лиру, или якорь (Педагог, гл. 3, 2).
Вообще, если под иконою разуметь всякое изображение христианского характера, напоминающее нам о Боге, святых угодниках и разных событиях Ветхого и Нового Завета, — то не может быть никакого сомнения в том, что иконы ведут свое происхождение с апостольской древности. Археология на основании тех памятников, которые открыты в римских катакомбах, доказывает, что священные изображения у христиан были уже в 1 и 2 веках; таково, напр,. изображение Божией Матери с Предвечным Младенцем и неизвестным третьим лицом (вероятно, Иосифом Обручником), найденное в катакомбе Прискиллы и относящееся к первому столетию после Рождества Христова, — прямое изображение креста (†), найденное на одной надгробной надписи в катакомбе Люцыллы и относящееся ко второму веку, и некоторые символические изображения.
С.-Петербургский епарх. миссион. И. Булгаков.
Отредактировано Iоанн Пламенный (18 октября, 2013г. 01:51:29)
