Священномученик Онуфрий (Гагалюк)
В качестве оружия против веры атеисты указывают на примеры жизни некоторых людей, явно не верующих в Бога. Говорят часто: вот врач, прекрасной души человек, отзывчивый, бесплатно лечащий бедняков, по первому зову идущий на помощь, пренебрегая своим покоем и даже рискуя жизнью! И однако этот врач в Бога не верует. Или: ученый инженер и многие другие интеллигенты не позволяют обидеть словом человека, примерные семьянины, а в Бога не веруют. Значит, делают вывод безбожники, и без веры в Бога можно быть хорошим и нравственным человеком.
Как отвечать на это православным христианам? Мы не отрицаем того, что и неверующий может быть порядочным человеком. Дело в том, что атеисты наши живут не на необитаемом острове, но среди православных верующих христиан, и духовная, религиозная атмосфера не может не влиять и на них, хотя они это и отрицают. Христиане своей нравственной чистотой удерживают неверующих от пороков. Притом всякий безбожник, как созданный по образу Божиему, носит в себе черты нравственные. Но мы спросим всех этих неверующих хороших людей: почему вы ведете приличную жизнь? Где у вас основание того, что нужно быть скромными, а не развратными? Отчего вам не грабить, не убивать? Что ответите? — Обманывать неприлично, неудобно, вредно, недостойно человека. А преступник вам ответит: для меня это все и прилично, и удобно. Докажите мне вы, неверующие, что я делаю плохо, когда убиваю или обманываю. Такого основания у неверующих нет. В самом деле, почему бы неверующему человеку не обидеть беззащитной девушки, если он знает хорошо, что об этом никому решительно не будет известно? Почему не взять миллион, когда не грозит никакая опасность? Кто видит, кто узнает? А наслаждения так заманчивы! Нравственность имеет основание лишь в вере в Бога. Отчего я не грешу, не развратничаю, не обманываю? — Потому что голос Божий зовет меня ко всему чистому, святому, прекрасному. И этот внутренний голос я сознаю в себе не как самообольщение, кем-либо навязанное, а как голос живого Бога, Который читает мои намерения сокровенные, как говорит пророк: всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь (Пс. 15, 8).
Нравственные требования истинны, прекрасны, святы, обязательны, так как они — законы Бога, Абсолютного, Всесовершенного Существа. Не обычные человеческие идеи, пусть великие и удивительные, лежат в основе жизни христианина: все это неустойчиво, изменчиво, так как оно человеческого происхождения, а идеал Божественный — Сам Бог Слово — указан нам и дан в жизни нравственной. Человек неверующий может указать в качестве последнего основания своей нравственной жизни... себя самого, свое самопознание, или может указать на другого неверующего, более него чистого и авторитетного. На это всегда легко возразить: пусть ваш идеал хорош, но разве не может появиться новый человек, который поставит более высокий идеал, лучший, чем ваш? А у христиан идеал нравственный — вечный, не превзойденный никем. Другого, лучшего, более совершенного идеала никогда не даст никакой человек, потому что идеалом нашей нравственной жизни является Христос Спаситель, Истинный Бог и истинный Человек: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин. 14, 6). Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (1 Кор. 3, 11).
Когда мы присмотримся к нравственной жизни людей неверующих, то заметим, что она очень невысокой пробы с точки зрения требований человеческих. Если человек не убивает, не грабит, не развратничает открыто, можно ли сказать о нем, что он — на высоте нравственности? А если он осуждает и поносит человека — разве это не тонкое убийство? Если он не делится своими излишками с нуждающимися — разве это не род кражи? Если он похотливо смотрит на красивую женщину — разве это не тайный разврат? (Мф. 5, 21—47; 7, 1—5 и др.)
Человеческое сознание никогда не удовлетворится этой узкой, ограниченной нравственностью, какую проявляют хорошие люди из неверующих. Мы не осуждаем этой нравственности Неверов, но хотим показать, что она никогда не поднимется на ту высоту, которая соответствовала бы нашим стремлениям. Ведь граф Л.Н. Толстой, вождь неверия в Личного Бога, никак не мог признать Христовой заповеди о любви к врагам: эта заповедь была непонятна, неприемлема для него, а потому он смеялся над ней и считал неосуществимой. Но если Л. Н. Толстой соглашался ненавидеть врагов своих, то нас, многих миллионов людей, эта заповедь Христова о любви к врагам трогает, пленяет, восхищает. Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных... Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 44—45, 48),— вот какой высокий православный идеал указывает людям христианская вера. Этот идеал идет навстречу самым возвышенным стремлениям человеческой души. И как жалок в сравнении с ним идеал порядочного человека из неверующих!
Указать идеал совершенный — еще не все. Нужно дать силы к его исполнению, в меру человеческой природы. Христианская вера и дает эти силы в благодатной, непрестанной, вечной помощи Христа Бога. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 4—5).
Все добродетели: кротость, целомудрие, смирение, любовь к врагам — все христианин в себе созидает не своими слабыми силами, а при помощи Божией, которая благостно изливается на всякого верующего, усердно текущего по пути совершенства — к богоподобию. А человек неверующий не может достичь относительной нравственной чистоты, так как он — человек, и ничто человеческое ему не чуждо, о помощи Божией он не хочет и слышать, не веря в Бога. Итак, без веры в Бога нет для нравственной жизни прочного, надежного, истинного фундамента.
Затем, такая нравственность без Бога не может в собственном смысле быть названа нравственностью. И наконец, без помощи Бога человек при самых лучших стремлениях не может достичь высоты нравственной жизни. Тут нужно привести и еще одно соображение. Когда православный христианин говорит о нравственности, он понимает под ней истинную христианскую нравственность, то есть православную. Пытки инквизиции, насилия и ложь иезуитов, спокойная и обдуманная жестокость протестантских немцев в недавнюю войну, клевета и гонения на веру православную со стороны обновленцев, григорианцев и иных раскольников — все эти безнравственные дела, недостойные, конечно, даже неверующего порядочного человека, не отрицают нашего положения о том, что нравственным может быть лишь христианин, так как все, что вне Церкви Православной и состоит в явной вражде к ней, не есть истинная христианская вера.
Падение в среде православных христиан нравственности говорит лишь о временной оторванности от благодатного общения с Богом, а эта разобщенность всегда может быть восстановлена у православного христианина через святое Таинство Покаяния. И даже низко павший христианин может взойти на высоту святости после искреннего и горячего раскаяния в грехах, получив прощение в святом Таинстве Покаяния. Примером сего являются преподобная Мария Египетская и много-много чад Церкви Божией, в посте и покаянии просиявших. Общий вывод: истинная православная жизнь может быть только в христианской православной вере!