Православный антиренессанс
Ссылка

Государственный религиозный культ в России представляет собой причудливую смесь из народных крестьянских обычаев, русского великодержавного национализма и позднего византийского христианства. Этот удивительный симбиоз тем любопытнее, чем более несостоятельным он представляется стороннему наблюдателю.

Ни для кого не секрет, что православная паства в своем абсолютном большинстве библейски необразованна и безграмотна даже в основных христианских учениях. Девять из десяти регулярных православных прихожан не верят в ключевые христианские догматы, такие как воскресение. Каждый день я общаюсь с людьми, гордо называющих себя православными, и часто спрашиваю их, зачем, ради какой цели они посещают церковь. Обычные ответы: «чтобы успокоиться», «для релаксации» и «чтобы помянуть предков».

Факт в том, что церковь фактически поставлена в один ряд с психотерапевтом, массажистом и кинотеатром, предлагая посетителям услуги по развлечению и релаксации. Согласно одному исследованию, «главное, что ценят прихожане, это атмосфера храма, создаваемая визуальными и акустическими впечатлениями от богослужения в сочетании с личными переживаниями самого человека... Воспринимая храм как своего рода сервисный центр, где „душе приятно“, где можно послушать хор, стоя перед иконами в мерцании свечей, прихожане обычно видят в священнослужителях персонал, выполняющий определенные функции, но практически не вступающий во взаимодействие с паствой» («Православный священник как харизматический лидер», Ольга Сибирева, коллоквиум «Религиозные практики в современной России», 2005 г.).

И действительно – что кроме релаксации может предложить организация, заменившая духовные основы веры на покраску яиц, освящение куличей и разнообразные празднества, яблочно-медово-ореховые «спасы» и прочие народно-крестьянские обряды? Если даже Писание читается в церкви тоном и интонацией, исключающей осмысленное восприятие, и плюс к этому на церковно-славянском – фактически иностранном – языке, о каком хорошем духовном состоянии паствы остается говорить? Если в православии христианство когда-то и было, то оно давно выветрилось.
Духовное банкротство

Обвешавшись талисманами, уставив свой дом образами и свечами, почитая предков и отмечая патриотические праздники, современный православный человек по своему мышлению и образу жизни является кем угодно – язычником, философом, материалистом, оккультистом, атеистом или всем одновременно – но только не христианином. Что более всего удивительно в этой ситуации, так это то, что церкви абсолютно нет дела до ужасающе низкого уровня духовного образования своих прихожан. Впрочем, можно ли ожидать иного? Если Библия не преподается в церковных училищах, а в церкви существует лишь в виде музейного экспоната на древнем языке, то что может предложить невежественному прихожанину столь же невежественный клирик, и о какой его христианской, миссионерской роли остается говорить?

Протоиерею Леониду Кишковскому принадлежит показательная фраза: «Сталкиваясь с серьезными вопросами и вызовами современной жизни и миссии, Православная Церковь оказывается либо в состоянии паралича и безмолвия, либо в состоянии кризиса и конфронтации». РПЦ как духовный институт является полным банкротом. Это видно из того, что церковь заседает с чиновниками за круглыми столами, участвуя в «решении» проблем наркомании, СПИДа, алкоголизма, насилия в семьях и т. д., вместо того чтобы задействовать свой собственный уникальный ресурс формирования христианского сознания, посредством духовного образования и миссионерства раз и навсегда покончив с этими проблемами в своих собственных рядах. Это видно из того, что распутный и бесстыдно роскошествующий образ жизни священников стал терпимым и обыденным делом во многих приходах. Бедный выпускник семинарии, не имеющий ни гроша за душой, благодаря безотказной церковной коммерческой системе за два-три года службы делает отличную карьеру. Стоит ли задавать вопрос, из каких мотивов этот семинарист служит в храме? Это видно из того, что высшие иерархи церкви открыто возлагают свое упование на ООН и ядерные силы сдерживания, заявляя, что эти мероприятия являются гарантом мира во всем мире. Это видно из того, что церковь в попытках привлечь молодежь начинает говорить на ее языке, бесстыдно перенимая у нее ее сквернословный слэнг и бездуховные ориентиры, вместо того чтобы изменять этот слэнг и эти ориентиры.

Церковь несостоятельна давать пастве здоровую духовную пищу, снабжать ее высоким нравственным руководством и давать ответы на принципиальные вопросы бытия. Однако же, вместо того чтобы стыдливо краснеть от собственной беспомощности, церковь горделиво величает себя «богочеловеческим организмом» («Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», п. I.2), культурным светочем общества и чуть ли не единственной надеждой на духовное возрождение нации. Я поражаюсь не столько лицемерию духовенства этой религиозной корпорации, сколько той удивительной любви, с которой безропотные и молчаливые массы взирают на нее, обожают ее непонятной, засевшей в гены любовью, и при этом никогда не верят ей до конца. Воистину удивительна она, эта русская национальная религиозность!

Глобальный супермаркет

Современные храмы РПЦ – успешные супермаркеты. Церковь превосходно усвоила главное правило современного маркетинга, состоящее из двух шагов: 1) создай искусственную потребность; 2) обеспечь себе монопольное право ее удовлетворения. Согласно этим азам, Церковь создала потребность в широчайшем ассортименте искусственных товаров и услуг, ей же и придуманных, – всевозможные талисманы и обереги, символы и изображения, орудия мистики и магии, – которые сама же монопольно сбывает оптом и в розницу собственной же пастве. Специалисты по маркетингу и рекламе могут аплодировать стоя!

Церковь удачно реализует и другой коммерческий принцип – своеобразная обязательная добровольность. В отличие от явной обязательности, существующей в ряде протестантских церквей в виде десятины, православная «десятина» имеет скрытую форму – она нигде не декларируется, однако в действительности прихожанин не сможет полноценно участвовать в церковной жизни, если не будет пополнять казну путем приобретения искусственно разработанных церковью товаров и услуг. Хочешь помолиться святому – купи свечку. Хочешь провести литургию или молебен – заплати за услуги по тарифу. В результате, с одной стороны, полная добровольность, но с другой, прихожанин связан по рукам и ногам многочисленными сетками тарифов и прайсов. Остается лишь с горечью вспоминать, как Христос когда-то выгнал из храма менял и торговцев.

Интересно, что неспособность церковного руководства бороться с мздоимством признается и самой церковью, причем на самом высоком уровне: «Святейший патриарх в декабре 2006 года заявил: „Во многих храмах по нашему указанию сняты ценники за свечным ящиком, но вымогательство продолжается в несколько утонченном виде. Так, в ответ на вопрос: „Сколько стоит заказать сорокоуст, поминовение, молебен?“ в храмах отвечают: „Сколько пожертвуете“, но далее на вопрос „Сто рублей достаточно?“ – отвечают: „Нет“. После такого торга человек уходит из храма с чувством, что он попал в руки вымогателей, и потом старается обходить его стороной» ( «Ежедневный журнал», ej.ru).

Поражает и другой момент – то, как церковь изобрела потрясающий маркетинговый механизм, позволяющий увеличить цену товара без повышения его себестоимости: освященный талисман стоит дороже точно такого же, но неосвященного! Невиданный для светских маркетологов ход, позволяющий получить добавочную стоимость буквально из воздуха, из одной лишь слепой веры прихожан в то, что освященный клириком амулет обладает большей «силой», чем обычный.

Наверное, одной лишь центральной бухгалтерии РПЦ известно, сколько храмов в нашей стране построено на деньги, в «принудительно-добровольном» порядке изъятых у людей, не имеющих никакого отношения к церкви. Я наблюдал сцену, когда митрополит торжественно благодарил директора завода за его «вклад» в строительство храма, но никто не упомянул о тысячах семей, которым на время строительства ощутимо урезали зарплату – все лишь потому, что директор оказался сильно сочувствующим церкви. Наш город гордится и другим храмом, построенным «всем миром». Кто-нибудь может понять, зачем в этом храме есть бар и сауна? А может ли кто-нибудь объяснить, на каком библейском, христианском и гуманитарном принципе основано наличие в христианском храме «тронного зала», подземного автосервиса и отдельного входа для «vip-персон» (речь о московском храме Христа Спасителя)?

Очень хочется спросить пастырей: почему, ради каких целей христианской общине требуются льготы на торговлю табачными и алкогольными изделиями? Именно на этом бизнесе разбогател один из богатейших людей современной России митрополит Кирилл (Гундяев). Почему именно такими изделиями, а не, скажем, молочными или кондитерскими? (Эту информацию приводит Лев Левинсон, бывший депутат Госдумы, более десяти лет проработавший в Комитете по делам общественных объединений и религиозных организаций.) А зачем церкви специальный инвестиционный фонд, который занимается строительством элитной недвижимости, деловых центров и других объектов?

Вот и ответ на вопрос, почему церкви нет дела до плачевного духовного состояния своей паствы. Пока прихожанин исправно покупает у церкви-супермаркета товары и услуги, нет никакой необходимости обращать внимание на его, прихожанина, образ мыслей и поступков. Действительно, зачем еще утруждаться воспитанием в пастве христианского начала, если священник итак получил свою зарплату, а патриарх – новый роскошный лимузин? Да это будет и некорректно, ведь клиент всегда прав, и можно ли критиковать клиента, когда он аккуратно платит деньги в кассу?

Государственно-патриотический абсурд

Здравомыслящий христианин никогда не поймет, почему церковь постоянно пытается побрататься, чуть ли не слиться в экстазе с властью всех уровней и всех типов. Присвоив себе титул богочеловеческого организма, церковь на деле превратилась в государственно-патриотический клуб, открыто проповедуя идею русского великодержавного национализма и обслуживая, подчас на возмездной основе, любые прихоти государства. Уже стало нормой присутствие клириков на заседаниях всех уровней; представители президента включают в свои поездки обязательное посещение храмов под руку с местными губернаторами; о церковных праздниках объявляется в газетах в одной колонке с праздниками военно-патриотическими; по какой-то ей одной известной причине церковь считает себя обязанной назначать святых покровителей для государственных силовых структур (они есть у ГИБДД, МВД, ВДВ, спецназа, милиции), политиков (святой Томас Мор), политзаключенных (святой Максимилиан Кобе), а также торговцев оружием (!) и войск ядерного оружия (!) (святой Адриан Никомедийский и святая Варвара соответственно).

Верующему человеку, даже поверхностно знающему Евангелие, стыдно и омерзительно наблюдать, как длинная очередь из сотен министров, депутатов и послов, выстроившись в «Тронном зале» храма с дорогими подарками в руках, часами ждет очереди поцеловать ручку и вручить дорогой именной подарок патриарху, восседающему на троне в окружении телохранителей, – все лишь ради того, чтобы отдать дань модной тенденции русского православного возрождения. Подобный театр религиозной фальши ежегодно разыгрывается в храме Христа Спасителя по случаю тезоименитства патриарха.

Примеров бесстыдного и продажного братания христианства с государством столько, что я не представляю себе здравомыслящего и искреннего христианина, у которого это не вызвало бы омерзение. Впрочем, все это перестает удивлять, если вспомнить об исторических корнях христианского мира. Так называемый первый христианский император, «святой и равноапостольный» (!) Константин Великий насильственным путем захватил власть, убив брата своей жены Максенция. С триумфом войдя в Рим, Константин отпраздновал победу по всем канонам языческого имперского культа. Вплоть до времен Грациана – а это спустя семьдесят лет после завоевания Рима! – Константин оставался верховным понтификом языческой римской религии, в то же время оставаясь и главой христианской церкви. Таким образом, Константин сочетал в себе функции светского и духовного владыки, причем как в языческой, так и в христианской религии.

Английский историк Эдуард Гиббон писал о Константине: «Согласно своей политике терпимости, Константин восстанавливал и украшал храмы богов вплоть до возраста сорока лет. На имперском монетном дворе печатались медали с изображениями Юпитера и Аполлона, Марса и Геркулеса, сыновняя преданность Константина превратила собор в Олимпе в торжественный апофеоз его отца, Констанция Хлора, а алтари Аполлона (главного божества Рима) были переполнены обетами и приношениями Константина, причем доверчивым массам объяснялось, что он имел позволение небес внимать божеству смертным зрением».

Итак, если в самый фундамент православия и всего христианского мира положена история о «христианском императоре», которая определила всю дальнейшую историю этого религиозного образования, то стоит ли удивляться поведению современных пастырей? Оно вполне соответствует этому образцу и по духу, и по форме. Константин действительно заслуживает своего титула Великий. Каждый современный православный и католик должен иметь честность признать его святым и равноапостольным непосредственно, а протестант – опосредованно, через утвержденные им решения Никейского собора. Или не признать: альтернатива всегда есть. Имеющий уши да слышит.

Атеистическая церковь

Может показаться парадоксальным, но факт в том, что православное самоопределение стало в нашей стране фактически синонимом атеизма. Я бесчисленное множество раз наблюдал, что для православного мирянина подобное «религиозное» самоопределение играет роль прямо противоположную – а именно уход, отказ от такого самоопределения. Среднестатистический россиянин считает себя православным не потому, что он пришел к вере в Творца, открыл для себя истину в Писании и сделал осознанный конфессиональный выбор. Напротив, он считает себя таковым именно потому, что не хочет делать конфессионального выбора как такового. Когда человек не хочет задумываться о Боге и своей ответственности перед ним, не хочет воспитывать себя и своих детей в каких бы то ни было религиозных (любых, не обязательно православных) традициях, – вот тогда он обычно и называет себя православным, просто механически приобщаясь к безликому и всегда правому большинству. Факт в том, что заявление «я православный», подкрепленное (и то не всегда) младенческим крещением и ношением соответствующей визуальной символики, на деле является уходом от религиозного выбора, отказом делать такой выбор в жизни. Это является не более чем удобной и социально приемлемой формой отказа от активной жизненной позиции в сфере религии. Такая позиция заменяется на формальную, внешнюю принадлежность к некоему социо-культурному большинству, до конца не понимаемому и также отказавшемуся делать такой выбор. Это удобно, это комфортно, это не требует умственных и духовных усилий.

Понимается ли это в самой церкви? Для наиболее проницательных единиц – да. Для примера можно привести слова архимандрита Тихона Шевкунова: «Люди, ничего не знающие о Боге или имеющие о Нем самые смутные, ложные представления, научаются купаться в проруби, креститься у икон, ставить свечи, и все это – без Христа. На наших глазах создается суррогат религии, который выдается за православие. И люди входят в эту странную религию, потому что не имеют реального представления о том, что такое Церковь на самом деле. Последствия этой псевдорелигиозной жизни без живого общения с Богом очевидны как для человеческой души, так и для национально-религиозного сообщества: это строительство дома на песке».

В этом строительстве на песке, по большому счету, и состоит главная трагедия современной православной церкви в России – трагедия, которую церковь упрямо не желает признавать. Вместо этого она продолжает смотреть на мир сквозь розовые очки и свято верить, что в России обитают миллионы, десятки миллионов убежденных христиан. Между тем для подавляющего большинства этих «христиан» православность является не более чем припиской к национальности. Конфессиональная самоидентификация подменяется национальной. А это, в свою очередь, способствует развитию националистических настроений во всей ткани церковного сообщества. В России нацистский лозунг «Россия для русских» уже давно поставлен рядом с не менее популярным и агрессивным «Россия для православных». И есть ли между ними принципиальная разница?

Свои и чужие

Говоря о православном национализме, следует вспомнить тот факт, что византийское христианство возникло и всегда существовало исключительно в форме господствующей религии. Поэтому неудивительно, что сегодня русской церкви, его наследнице и преемнице, так сложно существовать в современных демократических реалиях. Понятия о веротерпимости и религиозном плюрализме не присущи ей органически, просто в силу своей исторической природы. Церковь, которая веками существовала в эксклюзивном статусе господствующей, правящей религии, вдруг неожиданно для себя оказалась в условиях глобального мира, при котором никакой монополии на веру по средневековому образцу быть уже не может. И она оказалась совершенно не готовой к этому вызову.

С одной стороны, церковь не хочет и не может смириться с такой ситуацией, продолжая считать себя пусть и неформально, но официальной церковью (в ее догматике до сих пор существует термин «каноническая территория», под которой понимается вся Россия). С другой стороны, она понимает, что и вернуть времена тоталитарного средневекового господства над умами всего населения также не удастся. Что делать? В качестве решения проблемы церковь выработала компромиссный вариант – разделить все многообразие вер и конфессий по примитивной двуполярной схеме «хорошие – плохие», они же «церкви – секты», они же «свои – чужие», они же «традиционные – нетрадиционные».

Первые образовали закрытый элитный клуб религий высшего сорта. Сегодня в России получить титул «традиционная религия» считается символом высшего общественного признания. Традиционные религии обласканы и властями, и СМИ, они заседают во всех эшелонах власти и лобызаются с чиновниками всех мастей. Духовенство традиционных конфессий образует совместные комитеты и поздравляет друг друга с их праздниками, и так далее, и тому подобное.

Религии низшего сорта, не удостоившиеся звания традиционных, названы «сектами» и объявлены объектом общенациональной травли – информационной, административной, уголовной и любой другой возможной. Им в лицо брошен фактически нацистский лозунг «сектанты – вон из России» (или, в более корректной его форме, «Россия для православных»). И это при том, что любому религиоведу известно, что не существует научно достоверных критериев определения степени «традиционности» конфессии; при том, что в законодательстве ни одной страны мира не удалось внятно описать и зафиксировать, что же такое «секта» и чем она отличается от «не-секты»; при том, что члены этих «сект» являются полноправными гражданами своей страны, своих городов, имеющими весь набор тех же конституционных прав и свобод, что и остальные граждане. Еще более удивительно то, что «сектами» объявлены и все прочие, не подведомственные Московской Патриархии, православные юрисдикции, такие как православная автономная церковь, истинно-православная церковь, катакомбная церковь, различные ответвления зарубежной церкви, кроме разве что старообрядцев, которых РПЦ решила «помиловать» и исключить из числа сектантов.

На внедрение в общественное сознание примитивной схемы «свои – чужие» уже не один год бросаются огромные ресурсы. Результатом подобной политики стало то, что сегодня для православного человека является нормой открытое хамство и грубость в адрес религиозных меньшинств, нередко сопровождающиеся фашистскими заявлениями типа «иеговисты/мормоны/кришнаиты/т. п., убирайтесь в свою Америку/Индию/т. п.!» Это лишь малая часть из того, с чем я постоянно сталкиваюсь в общении с людьми, видя, какие печальные плоды приносит практика деления религий на хорошие и плохие – практика, не существующая нигде, кроме России, пары развивающихся стран бывшего СССР и еще нескольких арабских стран с фундаментальным исламским режимом. Эта практика приводит к самым печальным последствиям, и хорошо, если дело закончится банальным вандализмом; сегодня уже нередки случаи, когда пасторов и членов религиозных общин избивают, угрожают им и их семьям, разрушают культовые сооружения. Все это реалии современной России. Кто несет за это ответственность? Кто посеял в массовом сознании вирус ненависти, ксенофобии, фашизма? Это риторический вопрос, ответ на который известен непредвзято мыслящим людям.

Я совершенно убежден, что РПЦ виновна в том уголовном преступлении, которое именуется разжиганием религиозной розни, что по какому-то недосмотру остается вне внимания правоохранительных органов. Церковью созданы и поддерживаются организации, фонды и структуры, перед которыми ставится задача любыми средствами, вплоть до самых низких и черных технологий, компрометировать религиозные меньшинства. Набраны и финансируются целые команды профессиональных пропагандистов, работающих по дискредитации тех религий, которые произвольно, по указке из патриархии, объявлены «сектами». Арсенал церкви в антисектантской войне изобилует средствами и методами: это изобретение оскорбительных ярлыков (типа «тоталитарная секта», придуман А. Дворкиным); приписывание несуществующих уголовных преступлений, доказать которые в судебном порядке невозможно (типа склонения к самоубийству, мошенничества и т. п.); мифотворчество, в ходе которого искусственно придумываются и публикуются самые невероятные свойства и признаки сект, подкрепленные сомнительными историями; изобретение и популяризация лженаук (типа «сектоведение») и издание чуть ли не монографий по их тематике; дискредитация традиционного религиоведения, не признающего деления религий на секты и не-секты; дискредитация правозащитных институтов и отдельных правозащитников, защищающих права религиозных меньшинств; дискредитация целых государств (типа США), критикующих российскую религиозную нетерпимость либо проявляющих недостаточную, с точки зрения церкви, активность по борьбе с сектами; целенаправленная работа с властями с целью интеграции в ее институты либо, как вариант, оказание ей консультирующих услуг (например, судебным органам было предписано использовать в качестве методического пособия антисектантскую брошюру, изданную РПЦ).

Все это – сложный и продуманный комплекс мер, направленный на разжигание в России пламени антисектантской истерии, и истерии этой, к сожалению, не видно конца и края. Красит ли все это церковь? Мне кажется, что это ее стыд и позор. Христиане никогда не применяли по отношению к своим каноническим оппонентам подобных мер борьбы. Святой Ириней Лионский, чьим именем назван один из антисектантских центров РПЦ, занимался интеллектуальной богословской критикой, а не пропагандой и обливанием грязью оппонентов, и уж тем более он не натравливал на них силовые подразделения государства (впрочем, чуть позже церковь начала делать и это). РПЦ любит ругать сектантов за то, что их деятельность финансируется из-за рубежа, но сама не чурается кормиться и содержать армию профессиональных компроматоров за счет средств западных фондов.

Что самое главное, церковь не может и не хочет понять, откуда они берутся, эти нетрадиционные сектанты. Она закрывает глаза на очевидный факт: почти все они – ее же бывшие прихожане, формальные либо номинальные. Не удовлетворенные сомнительными церковными ответами на вопросы бытия, разочарованные ее культами и ритуализмом, они покинули лоно церкви и устремились на поиски истины в другом месте, найдя ее в гонимых и нетрадиционных религиях-меньшинствах. Церковь сама плодит своих врагов; не давая пастве разумного руководства и ответов, она сама способствует тому, что они ищут это руководство и ответы в других местах, покидая прогнившие, по их мнению, традиционные церкви и ища духовного освежения в чем угодно, лишь бы не снова «традиционном». Возможно, если однажды церковь осознает это и найдет в себе силы стать настоящей опорой для своей духовно изголодавшейся паствы, то и для сектантства в России не останется почвы. Остается лишь вопрос – будет ли это та же самая церковь, или какая-то совершенно другая?

Кровавая Святая Русь

Русской церкви органически противоестественна мысль о правах и свободах человека. Замечательную оценку сделал известный социолог Сергей Филатов: «Сейчас для всех (по крайней мере, сколько-нибудь заметных) христианских церквей (в том числе и православных) демократия, политические свободы и права человека стали частью их идеологии, частью их представлений о по-христиански справедливом общественном порядке... Существует единственное исключение — Русская православная церковь. В своей официальной доктрине (Основах социальной концепции Русской православной церкви) она прямо заявляет, что с демократическим порядком она готова лишь мириться как с неизбежным злом. Отец Всеволод (Чаплин – А. Ч.), со свойственной ему откровенностью, публично осуждает демократию. Может быть, действительно все христиане, кроме приверженцев РПЦ, идут путем неправедным, а одна РПЦ сохранила евангельскую Истину? Но из чего можно сделать такой вывод? Может быть, РПЦ более независима от внешних влияний, в первую очередь государства, и поэтому не утеряла Истину? Все как раз наоборот. Может быть, она может служить светильником праведности, что дает ей право говорить о том, в чем на самом деле состоит праведность? Но моральное состояние русского православного общества, с его лживостью, жестокостью и распущенностью, намного ущербнее и американского, и западноевропейского. Может быть, в РПЦ собрались сейчас лучшие в мире христианские богословы, сумевшие лучше всех прочесть Библию? Вроде бы нет таких богословов».

Современная русская церковь не стесняется при случае попинать своих оппонентов на религиозном «рынке душ» – католиков, мусульман, протестантов и, конечно же, «сектантов». Первым церковь мягко мешает строить культовые сооружения, на последних обрушивает всю мощь подконтрольных СМИ, обвиняя во всех мыслимых и немыслимых грехах. При этом сама церковь продолжает считаться духовным светочем нации, образцом морали и нравственности; она считает себя обязанной осудить концерт Мадонны или сквернословие среди молодежи, пожурить телевидение за засилье аморальных телепрограмм или поратовать за усиление нравственного образования в школах.

Я никогда не перестану удивляться потрясающей метаморфозе, которая произошла с церковью в современной России. Многовековая история русской православной церкви написана кровью – мучеников, еретиков, раскольников, старообрядцев. С помощью светских властей церковь сожгла на кострах, уничтожила в застенках, замучила в монастырских пыточных тюрьмах тысячи неугодных ей людей. Вот лишь пара цитат. В первой идет речь о знаменитом православном инквизиторе, «русском Торквемаде» Иосифе Волоцком:

«Иосиф хорошо знал практику испанской инквизиции, восхищался ее деятельностью по борьбе с ересями и пытался перенести на русскую почву теорию и методы ее борьбы... Настаивая на казни еретиков, Иосиф доказывал, что даже те из них, которые, убоявшись смерти, покаялись, не заслуживают помилования и прощения... Вслед за католическими инквизиторами Иосиф учил, что в борьбе с еретиками допустимы все средства – обман, хитрость, ложь, предательство. Одно лишь сомнение в законности сожжения противников церкви этот инквизитор считал „неправославным“» (Е. Грекулов, «Православная инквизиция в России»).

А вот что происходило во времена патриарха Никона (17 век):

«Никон – писал в своем послании расколоучитель Аввакум, – епископа Павла Коломенского мучил и сжег в новгородских пределах; протопопа костромского Даниила уморил в земляной тюрьме в Астрахани; священнику Гавриилу в Нижнем приказал отрубить голову; старца Иону Казанца в Кольском остроге на пять частей рассекли; в Холмогорах сожгли Ивана Юродивого, в Боровске — священника Полиевкта и с ним 14 человек. В Нижнем сожгли народу много, в Казани 30 человек, а живущих на Волге в городах и селах и не хотевших принять антихристовой печати клали под меч тысячами. А со мной, – продолжал далее Аввакум, – сидело 60 человек и всех нас мучил и бил и проклинал и в тюрьме держал» (С. Максимов, «Рассказы из истории старообрядчества по раскольническим рукописям»).

Это лишь два из множества исторических свидетельств. Церковь всегда, всю свою историю была институтом принуждения: тесно сотрудничая с царскими властями, она приводила подчиненную ей паству к послушанию огнем и мечом, совершенно не стесняясь в средствах. Недаром в Новгороде возникла пословица: «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем». «Еретики» карались смертью, мусульмане, евреи и язычники отправлялись на каторгу, их имущество конфисковывалось. В языческих районах проводилась насильственная христианизация: людей заставляли учить русский язык, перекрещивали под угрозой расправы, у семей отбирались дети и отдавались на воспитание православным родителям или в монастыри. Все это отнюдь не единичные случаи, а массовая политика, которую русская церковь проводила всю свою историю вплоть до 1917 года. (Любознательных отсылаю к источникам: Грекулов Е, «Православная инквизиция в России»; Гордиенко Н, «Крещение Руси»; Будовниц И., «Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян»).

Это поразительно: организация, которая отправляла людей на каторгу и отбирала у матерей их детей, сегодня обвиняет «секты» в разрушении семей! Организация, которая отправляла палачей выжигать старообрядцев целыми селами (так что те, не дожидаясь палачей, предпочитали сжечь себя сами), сегодня осуждает «сектантов» за «духовный терроризм», под которым понимается разговор с людьми на улицах. Организация, монахи которой воевали с крестьянами за землю (воевали в прямом смысле слова, когда кровь лилась рекой), сегодня осуждает «секты» за нарушение прав граждан. Организация, которая сгноила сотни людей в монастырях-тюрьмах (таких как печально известный Соловецкий монастырь, где люди годами томились в каменных мешках размером метр на метр), сегодня имеет дерзость учить кого-либо нравственности, морали, любви к ближнему.

Да, можно сказать, что это были темные, средневековые времена. Однако может ли истинная церковь Христова становиться такой же, как окружающий ее мир безбожников, подстраиваться под него, перенимать его «темные и средневековые» методы? Или она, скорее, должна освящать этот мир, делать его лучше, а при невозможности скорее пострадать самой, чем причинять страдания другим?

Здесь возникает интересный вопрос: почему церковь сегодня не прибегает к методам Никона и не вспоминает Иосифа Волоцкого, но вместо этого говорит о ненасилии и непринуждении? Что произошло, что церковь вдруг столь резко изменила позицию? Нельзя говорить о том, что она раскаялась в содеянном: и Никон, и Иосиф Волоцкий открыто восхваляются церковью, Иосиф возведен в лик святых, в Саранске установлена памятник Никону, зато нет ни одного памятника жертвам церковных репрессий. Не было ни публичного покаяния, ни извинения, ни даже простого заявления об изменении позиции. Это все та же церковь, публично объявляющая себя наследницей тысячелетней русской церкви, основанной киевским князем Владимиром. Что же случилось?

Не потому ли сегодня церковь не убивает и не мучает своих врагов, что ей не дает это делать светское государство с его законами и конституцией? Не потому ли она разглагольствует о ненасилии, что ей просто не дают возможности чинить насилие, что бы она делала, будь такая возможность?

Человек показывает свое истинное лицо не тогда, когда у него связаны руки и он не может делать то, что хочет, а тогда, когда ему дан карт-бланш на любые действия. Именно тогда открывается его истинное «Я» и окружающие могут увидеть, каков он на самом деле. Это в равной мере применимо к любой организации, в том числе религиозной. Если бы церковь открыто покаялась в собственной кровавой истории, можно было бы говорить о ее искренности сегодня; поскольку она этого не делает, ее молчаливое согласие с нею дает нам основание считать, что ее отношение к этой истории не изменилось. Перед нами – все тот же институт принуждения, которому светское государство начиная с 1917 года связало руки.

В этом отношении не может не вызывать тревогу наметившаяся тенденция критики светского государства, которую в последние годы проводит церковь. Если ей удастся демонтировать светские основы государства, кто тогда сможет поручиться, что десятки и сотни тысяч неправославных и прочих «еретиков» не окажутся в лучшем случае на Соловках, а в худшем – на кладбище? Сегодня такую гарантию дает только конституция светского государства, пусть худо-бедно, но соблюдаемая. «Еретикам» остается лишь молиться, чтобы так продолжалось как можно дольше.

Стратегия ренессанса

Да, церковь всегда говорила и продолжает говорить о духовном возрождении. Но что понимается под таким возрождением? Священник РПЦЗ Стефан Красовицкий так отвечает на этот вопрос: «Если мы считаем возрождением постройку на таинственные деньги полупластмассовой копии Храма Христа Спасителя и тесную связь верхушки Московской патриархии с начальством гетто (с выдачей им, например, церковных орденов) [„гетто“ автор здесь называет Россию – А. Ч.], то «возрождение» имеет место. Если же имеем в виду укрепление Христианства с помощью церковной организации, то, скорее, придём к выводу, что союз верхушки организации с начальством гетто мешает, а не способствует Возрождению».

В заключение он пишет: «Есть в России таинственное место – остров Валаам, – о котором существует поверие: как на Валааме, так и в России. Когда-то Валаамский монастырь славился миссионерством и благотворительностью. И теперь на те огромные деньги, которые получает Валаам от иностранных туристов, монастырь МП мог бы создать для населения острова райскую жизнь по контрасту с общероссийским адом, показав тем самым, что такое Христианство и Церковь. Вместо этого монастырь всячески стремится лишить жителей острова возможности обитания, чтобы от них отделаться. Зато на острове возводятся комфортабельные коттеджи под названием „Владимирский Скит“, чтобы там могли отдыхать „Патриарх“ и „Православный Президент“».

То содержание, которое вкладывается в понятие духовного возрождения, видно хотя бы по восторженной реакции церкви на рост числа воцерковленных россиян (а такой рост действительно имеет место последние годы – по данным Института общественного проектирования, их число возросло с 4% в 1992 г. до 8% в 2005 г.). Кто он, этот воцерковленный гражданин, представляющий собой мерило возрождения? Это человек, посещающий храм не реже раза в месяц, исправно платящий деньги в кассу (свечки, крестики, иконки, сувениры), целующий руку батюшке и относящийся к Матери-Церкви с коленопреклоненным благоговением. При этом совершенно не важно, что такой человек курит, сквернословит, живет полигамной жизнью, обманывает на работе, читает гороскопы, смотрит  «Дом-2», устанавливает на телефон непристойные рингтоны – список сторон жизни этого воцерковленного и «возрожденного» христианина можно продолжать очень долго. Однако именно такой тип верующего интересует церковь больше всего, потому что только он может составить десятки миллионов граждан.

Если теоретически представить, что церковь занялась духовным возрождением, ситуация окажется в высшей мере нелепой. Для этого придется заняться не обрядово-кассовым, а настоящим – во-первых, библейским, во-вторых, нравственным – воспитанием паствы. Для этого придется повсеместно внедрить курсы библейского обучения, буквально усадив за парты всех, кто переступает порог храма. Для этого придется добиться того, чтобы каждый член общины выступал за высокие нравственные нормы и личным примером служил свидетельством о Христе. Если представить, что это произойдет, будет уже невозможно говорить о ста миллионах православных россиян. Канут в историю ударные темпы строительства дорогих храмов. На телеэкранах нельзя будет увидеть клириков в компании ведущих политиков, равно как и самих политиков в храмах. Все это навсегда останется в прошлом. Вот цена подлинного духовного возрождения – цена, которую РПЦ никогда не сможет заплатить, потому что слишком велики ресурсы для этого проекта и слишком высока цена потерянного политического и социального веса.

Нет, я не возьмусь утверждать, что церковь интересуют только и исключительно деньги. При всех ее льготах и маркетинговых достижениях, все же церковь не чисто коммерческая организация, и говорить о ней как о простом инструменте наживы будет чрезмерным упрощением. Однако не секрет и то, что любая организация, особенно входящая в состав элиты, заинтересована в первую очередь в выживании, во вторую – в расширении и укреплении своего влияния на те социальные слои и группы, на которые она опирается и от которых зависит ее выживание. РПЦ, являющаяся социально значимым общественным институтом с тысячелетней историей, не является исключением из этого правила. Выживание и развитие – это естественные мотивы любой корпорации, любого института, любой элиты. Выживание и развитие церковного тела может быть осуществлено только за счет расширения той части социума, которая согласна питать это тело финансово, составлять его социальную базу и обеспечивать карт-бланш на любые действия, при этом не задавая лишних вопросов и не интересуясь основами и тонкостями веры. Именно подобный тип верующего и составляет в основной массе воцерковленную паству. Церковь это не только устраивает, но она активно работает на взращивание именно такого, наиболее «рентабельного» типа прихожанина, созданного по принципу «минимум вложений, максимум результата». Этот национальный проект и носит название духовного возрождения.

Антиренессанс

Российский титульный культ в лице РПЦ (МП) обречен пойти по тому же пути, по которому уже несколько десятилетий идут ведущие западные христианские конфессии. Уже давно в странах, еще недавно считавшихся христианскими, интерес к христианству сегодня низок как никогда. По всей Европе семинарии закрываются из-за отсутствия желающих в них учиться, здания церквей продаются под бары и дискотеки, открытое исповедование христианства может грозить проблемами и даже судебным преследованием. Это показывают многие случаи: в Швеции в тюрьме оказался священник, назвавший гомосексуализм грехом; в Великобритании уволена стюардесса, отказавшаяся спрятать крестик под одежду, многие другие подобные случаи. Все это – звенья одной цепи, которая протянута по всем континентам. Виновата в этом не только евроцентристская тенденция секуляризации, но и, в значительной мере, сами церкви, отбивающие у паствы интерес к основам веры.

Журналистка Дарья Асланова сделала весьма точное наблюдение: «Католическая церковь всегда рассматривала мир как широкое поле для своей миссионерской деятельности. Но, увлекшись обращением островных язычников и плясками с африканскими дикарями, даже не заметила, как потеряла Европу. Вдруг выяснилось, что Бог не является злободневной темой. Грехи стали казаться не следствием дурных наклонностей, а лишь подобием причудливого, рис­кованного спорта, а стыд, совесть и честь – просто грубыми чучелами, расставленными на огородах, чтобы пугать детей. С точки зрения церкви Европа начала с идеала мадонны, а кончила идеалом содомским. В моде беспорядок умов, скотские сладострастные секретные общества, гомосексуальные браки, наркотики, педофилия, а поверху - толстый слой ханжеской политкорректности. Одним словом, Европа ест «хлеб, замешанный дьяволом». Церковь с удовольствием взялась бы, словно дровосек, рубить эту экзотическую и нездоровую флору, разросшуюся за послед­ние годы. Только кто же ей даст? На руках у нее оказались миллионы весьма прохладных католиков, просто не потрудившихся сменить этикетку, с какой появились на свет» («Комсомольская правда», №132 [23566]).

Характерно ли это положение только для стран Западной Европы, или это тенденция, общая для всех христианских стран? Совершенно точно, что второе. Как Европа потеряна для Римско-католической церкви, так и Россия уже давно духовно и канонически потеряна для православия в лице как РПЦ (МП), так и других православных юрисдикций, озабоченных лишь взаимными интригами. Если эта потеря пока еще не проявилась в запустении церквей, то это лишь вопрос времени. Я абсолютно убежден, что тот православный ренессанс, который мы наблюдаем в России с конца 80-х годов прошлого века, – явление временное, на смену которому придет то же всеобщее охлаждение к религии и церковным институтам, во власти которого сегодня оказался остальной христианский мир. Пройдет не так много лет, и в России, как и по всей Европе, храмы начнут продаваться под дискотеки, и церковь вряд ли успеет сделать что-то, чтобы переломить ситуацию в свою пользу. Потворствуя духовной безграмотности, наживаясь на собственной пастве, проповедуя неприкрытый национализм, обслуживая интересы государственной бюрократии, попирая гражданские права и свободы, РПЦ идет той же проторенной дорожкой, что и все старые христианские церкви мира. И как удивительно одинаков их путь, как поразительно точно они повторяют одни и те же шаги по нему!

Антон Чивчалов