Дмитрий
Идея абсолютной трезвости не является исключительно кобовской. Абсолютная трезвость - это нормальное состояние человеческого организма. И тут надо сказать спасибо Жданову за массовую пропаганду этой идеи. Только беспощадная борьба с любыми видами алкогольных изделий может еще спасти русских от вымирания. Всякие псевдонаучные рассусоливания про "чуть-чуть можно и даже полезно" должны быть пресечены на корню.
Creux du van
Дорогой Дмитрий, русские имеют шанс на выживание не в случае полного прекращения употребления акоголя, а в случае создания благоприятной внешней среды обитания и отсутствия сильнейшего фонового стресса. А иначе одна форма наркомании сменит другую, например все начнут глотать транквилизаторы. Да и запрет на алкоголь просто уведет в тень его рынок. А если вдруг лишить любого наркотика, то все просто станут
психопатами. А нормальные условия жизни быстро сведут потребление к тем самым "немножко можно и даже полезно".
Уважаемые друзья, мы уже обсуждали ранее на ИШФ и феномен алкоголизма, и наркомании (в частности, новомодный наркотик «крокодил») – и пришли тогда, как мне кажется, к единому выводу: ни то, ни другое не есть главная проблема и главная болезнь совкового населения РФ, а всего лишь симптом, следствие, их неизбежный результат. А главная проблема – это сама антисистема, созданная «евреями» в египетском крокодиле РФ, антисистема, заточенная под уничтожение населения.
В этой созданной евреями антисистеме целенаправленно поощряются ложь, подлость, оппортунизм и скудоумие. Выживание умственно, психически и нравственно здоровых людей (христиан) в ней объективно невозможно. Поэтому антисистему необходимо изменить любой ценой. А единственный способ ее изменить – это ликвидировать (распустить) интернационал сатаны («еврейство»), порождающий ее из себя со всей неизбежностью. Другого способа нет.
И об этом необходимо открыто и громогласно заявлять везде, где только возможно. Это наш долг. Мы обязаны защитить от евреев феномен разума во Вселенной.
Creux du van
Уважаемый Элиста, я не знаю, когда я доберусь до своего ноутбука с ссылками и закладками. Но есть многочисленные свидетельства о большом количестве волнений и даже бунтов во второй половине XIX века.
Уважаемый Creux du van, сами по себе численные данные о волнениях и бунтах ни о чем не говорят. Необходим глубокий качественный («антисемитский») анализ происходивших в Империи процессов. Значительно более полезными, чем любые статистические выкладки, представляются мне исторические документы, вроде приведенного в книге Ипполита Лютостанского «Талмуд и евреи» рассказа о «Саратовском деле». А они свидетельствуют даже не о кризисе, а скорее об агонии пожираемой мессианскими насекомыми страны.
Несмотря на солидный объем этого повествования, позвольте мне привести его целиком.
Глава 7
Губернский секретарь Крюгер — жидовствующий
По отношению к прозелитизму приведем выдержку из Саратовского дела об умерщвлении евреями двух христианских мальчиков. Дело это рассмотрено было в Сенате, а потом в Государственном Совете, в решении коего говорится: 4 мая 1853 года отставной губернский секретарь Иван Иванович Крюгер, встречаясь с коллежским регистратором Вырыпаевым и писцом 1-го разряда Кудрявцевым, как сии последние показали под присягою, начал при зашедшем у них разговоре о пропавших в Саратове двух мальчиках говорить, что знает виновных, сам присутствовал при убийстве евреями в молельне одного мальчика; и что сам содержит иудейский закон и получает от неизвестных ему евреев 25 рублей серебром содержания в месяц.
Начальник губернии, по доведении о чем до сведения его, приказал служившему в его канцелярии коллежскому регистратору Вырыпаеву объяснить обо всем подробно следователю, г. Дурново. Вследствие сего и по поручению Дурново Вырыпаев склонил Крюгера подать следователю письменное объявление о происшествии в еврейской молельне.
В объявлении своем надворному советнику Дурново от 7 мая 1853 года Крюгер объяснил, что 19 февраля 1853 года цирюльник, рядовой Михель Шлифферман, привел в еврейскую молельню мальчика лет 13, над которым сделал обрезание в присутствии Зайдмана, сторожа молельни Бермана, и что после того мальчик был замучен.
На допросе у следователя Крюгер утвердительно показал следующие обстоятельства: осенью 1842 года он, Крюгер, посещая вдову, губернскую секретаршу Белошапченкову, с которой был в коротких отношениях, узнал рядового гвардейского экипажа Эздру Зайдмана, который жил с нею на одном дворе и бывал у нее по поводу денежных счетов по закладам, принимаемым от нее и принадлежавшим как ей самой, так и другим лицам.
Белошапченкова, желая выйти замуж за него, Крюгера, и слыша от него, что он не решается на брак с нею потому, что при ней находится малолетний сын ее, сообщила при случае об этом обстоятельстве еврею Зайдману, который предложил ей отдать ему ее сына за деньги, объясняя, что отправит его далеко из Саратова. Согласясь на предложение Зайдмана и получив от него задаток 150 рублей серебром, Белошапченкова передала о том ему, Крюгеру, спрашиая его совета. Крюгер вызвался сам переговорить с Зайдманом и беседовал с ним у Белошапченковой два или три раза.
В последнюю из сих бесед Зайдман сказал ему, что будучи убежден в справедливости и истине своей веры, хочет сына Белошапченковой сделать евреем. При разговоре с Зайдманом о еврейской вере он, Крюгер, не только слушал его с вниманием и не противоречил доказательствам его относительно достоинств еврейской веры, но даже согласился с ним.
Зайдман предложил и ему самому перейти в еврейскую веру из христианской, обещая за это богатство и уважение своих братии, должность раввина, потому что знал из рассказов Крюгера о том, что он учился еврейскому языку, и разные почести и уважение со стороны евреев. Сообщив Зайдману о сомнении Белошапченковой насчет того, может ли сын ее в таких летах перенести необходимый для вступления в еврейскую веру обряд обрезания, Крюгер сказал, что Белшапченкова его просила, и он сам желал бы посмотреть обрезание евреев, слышать и разуметь, какие читают молитвы и какие бывают при этом церемонии.
Убедительные просьбы его о том, чтобы Зайдман уведомил его о времени, когда будет совершено обрезание, - и обещания со стороны его, что если он увидит, что в обрезании нет ничего опасного, то не только посоветует Белошапченковой отдать сына ее, но и сам вступит в число евреев, - заставили Зайдмана дать ему слово, что он скажет ему об этом в свое время. Вскоре после этого Зайдман, спрашивая его, бывал ли он когда в их молельне, и, узнав, что он никогда еще не был в синагогах, позвал его посмотреть на их службу, куда он и пошел с ним вместе.
На этот раз в молельне было довольно много евреев, и в числе их Янкель Юшкевичер, с которым по окончании обряда, когда почти все разошлись, Зайдман познакомил его, Крюгера, вероятно, вследствие предварительных их между собою о нем разговоров. Янкель спрашивал его, как ему нравится их служба и обряды, и потом, обратясь к вере еврейской, говорил, что она истинная, и затем вошел в подробное объяснение необходимости обрезания и умилостивления Бога принесением ему даже кровавых жертв и проч. В половине февраля 1853 года, 18 числа Белошапченкова прислала к нему записку, принесенную ей Зайдманом. В записке этой, присланной цирюльником Шлифферманом к Зайдману и писанной на разговорном еврейском языке, просили придти в молельню «вместе с приглашенным».
Глава 8
Обряд обрезания христианского мальчика
По приходе Крюгера к Белшапченковой, часу в 3-м пополудни, она сказала ему, что Зайдман дожидался его, чтобы идти вместе с ним в молельню посмотреть на обрезание еврейского мальчика, но, не дождавшись, ушел один. Затем он, Крюгер, отправился прямо в молельню, куда пришел часу в 5-м, когда еще было светло; ворота были отворены и караульных на дворе и у ворот он не заметил. Подойдя к сеням, он увидел, что они были заперты; но когда постучался и сказал установленные слова: «Бара-раки арещ шамаам иам тогемо» (Он сотворил твердь, небеса, землю, море и бездну), - ему отворил двери Зайдман.
Любопытно, что условленный «пароль» широко использовался в средневековой герменевтике. Вот, что рассказано о нем в ЭЕЭ:
В средние века герменевтический нотарикон использовался также в проповедях. Особое распространение получил в каббале. Так, первое слово Библии בראשית (б-решит) — `вначале` раскрывается как ברא רקיע ארץ שמים ים תהום (бара ракиа, эрец, шамаим, ям, тхом) — `Он сотворил твердь, землю, небеса, море, бездну`, а книга Зохар разбивает то же слово надвое: ברא שית (бара шит [на арамейском]) — `сотворил в шесть [дней]`.
http://www.eleven.co.il/article/13012
Электронная еврейская энциклопедия
Слова эти ему сказаны были Зайдманом за день до обрезания в виде пароля для пропуска в молельню. В молельне он увидел еще четырех евреев, Шлиффермана, Янкеля Юшкевичера и двух солдат, Фогельфельда и Бермана, которых видел в молельне, когда приходил туда с Заидманом, и ранее того, когда они проходили мимо его квартиры. Евреи стояли все вместе вокруг скамейки, и в середине их был мальчик лет 11 или больше, в одной белой рубашке, босиком.
Янкель читал вслух по книге какие-то молитвы пред кивотом, т. е. шкафчиком, который стоял в углу комнаты и в котором были еврейские заповеди, накрытые чем-то. Вправо от него стоял столик, на котором лежало несколько книг большого и малого формата, из которых одни были в переплете, а другие без переплета. Читали из Моисея, а также 4, 5 и 6 главы из пророка Исайи или Иеремии, в точности не припомнит, но знает только, что в читаных местах содержались сожаления пророка при виде запущенного храма Иерусалимского, воззвания к народу о покаянии и умилостивлении разгневанного Бога, описания притеснений евреев язычниками и проч.
На столике горели из желтого воска свечи, довольно высокие, снизу толстые, а кверху тоньше, конической формы, числом три или четыре.
Впереди мальчика стояла скамейка. По прочтении молитв мальчика положили лицом кверху на скамейку, и Шлифферман начал делать обрезание каким-то особенным ножом дугообразной формы, который к концу несколько толще.
По окончании обрезания, продолжавшегося две или три минуты, мальчику ногтей не обрезывали. Мальчик сначала, как его положили, не кричал, а потом стал вскрикивать, но ему зажимали рот платком державшие его за руки евреи. По окончании обрезания евреи стали между собою о чем-то совещаться.
Глава 9
Выпускание крови из мальчика по ритуальному обряду
После того мальчика, стоящего после обрезания впереди всех рядом с Янкелем, подвели снова к скамейке, так что она находилась впереди его; потом, взявши за голову, нагнули его над каким-то поставленным на скамейке глиняным сосудом вроде чашки, причем мальчик стоял на полу, а все евреи, кроме Шлиффермана, держали его за голову и за руки. Шлифферман взял нож, но не прежний, а какой-то другой, вроде ланцета, и прорезал им кожицу пониже правого плеча, вследствие чего потекла кровь. Шлифферман еще прорезал ему в то же время жилу пониже затылка, из которой тоже текла кровь в тот же сосуд. Кровь из мальчика текла в продолжение нескольких минут.
Как до выпуска из мальчика крови, так и во время совершения этого обряда и после него все евреи пели молитвы и псалмы. Истечение крови у мальчика остановил Шлифферман, сделав ему перевязку бинтами. Мальчик после истечения крови был очень взволнован и плакал, но ходить мог довольно свободно, хотя и был очень бледен; его поручили Шлифферману, чтобы он отвел его в избушку, находившуюся при молельне. В это время Янкель, подойдя к Крюгеру, говорил, что виденный им обряд обрезания очень важен для евреев и что он не должен никому рассказывать об этом. Крюгер, понимая, что всякое противоречие с его стороны Янкелю могло быть подозрительно и, следовательно, для него опасно, обещал хранить молчание.
Янкель говорил далее, что обрезанный нынче мальчик чрез кровоистечение представил собою жертву искупления. Выпущенная кровь этого мальчика, как кровь жертвы, принесенной Богу, святая и употребляется в праздники. Женщины могут пользоваться ею во время родов, слабые зрением - мазать ею глаза, а она не только помогает в этих случаях, но и от всех других болезней.
Точно такое же объяснение ритуалов выцеживания крови из христианских детей дал в своей книге «Кровавая пасха» сын главного раввина Рима, израильский профессор истории Ариэль Тоафф.
Ариэль Тоафф «Кровавая пасха. Евреи Европы и ритуальное убийство»
Глава 10
Попытка обратить в еврейскую веру губернского секретаря Крюгера
Во время нахождения Крюгера в молельне он не принимал никакого участия в преступлении, а был только свидетелем. Из разговоров, происходивших тогда, он узнал, что мальчик этот, об имени которого ему не говорили, был украден и приведен в молельню евреем Шлифферманом. Вечером, часу в 7-м все стали расходиться; в то же время вышел из молельни и он (Крюгер - О. П.) вместе с Зайдманом, который дан был ему вроде проводника и с которым пришли они к Белошапченковой.
Дорогою Зайдман уговаривал его, чтобы он принял еврейскую веру, и говорил, что о желании его поступить в число евреев он сообщил всем бывшим в молельне евреям, и согласие его ими одобрено единодушно; говорил также ему, чтобы он не разглашал, потому что это тайна, священная для евреев; в противном же случае ему, Крюгеру, никогда не избавиться от мщения.
Придя с Зайдманом к Белошапченковой, он рассказал ей, по уходе Зайдмана о происшествии в молельне и, быв таковым сильно расстроен, очень занемог и оставался у Белошапченковой несколько дней. Выйдя на 4-й или 5-й день, когда ему стало полегче, из квартиры Белошапченковой с намерением объявить о происшествии начальству, он встретил Шлиффермана, и после некоторого разговора с ним и никуда не заходя, он, Крюгер, возвратился к Белошапченковой и сообщил ей о решительном намерении своем объявить начальству на другой же день обо всем.
Но Белошапченкова, боясь ответственности за сношения свои с Зайдманом, упрашивая его молчать обо всем, не пускала его идти в квартиру и наконец сказала, что его убьют, если он не оставит своего намерения. Он, Крюгер, остался у Белошапченковой до вечера другого дня; в это время пришел Зайдман, а вслед за ним Шлифферман и Фогельфельд. Все они стали требовать от Белошапченковой денег, отданных ей за ее сына, из чего можно заключить, что деньги эти были не одного Зайдмана, а общие; потом, обратившись к Крюгеру, они упрекали его в обмане, потому что он не давал повода надеяться не только на приобретение сына Белошапченковой, но и на то, что сам сделается евреем.
Ожесточившись, вследствие возражений его и изъявленного им намерения объявить начальству о преступлении, они бросились на него и начали его бить. Он кричал сколько было возможно, но при двойных рамах с запертыми снаружи ставнями и затворенных дверях невозможно было никому слышать его крика; спустя несколько времени он успел вырваться, схватил шинель, бывшую в передней, и убежал. Когда же его кто-то из евреев схватил за шинель, то изорвал ее сверху донизу, а он убежал со двора на улицу, потом в свою квартиру.
По прибытии его на квартиру хозяева его, Севастьяновы, и их стряпуха очень удивились, увидав его совершенно изуродованным и окровавленным от нанесенных ему побоев. Они спрашивали о причине и о месте всего, с ним случившегося, но он ничего им не объяснил и не отвечал. С этого времени в продолжение двух недель лежал он в совершенном беспамятстве, но после этого почувствовал себя гораздо лучше и стал выходить из дому, хотя был все-таки очень слаб здоровьем.
Крюгер слышал, что скоро придет из Петербурга надворный советник Дурново, не хотел до его приезда объявлять тогдашнему саратовскому начальству, про которое слышал по слухам тогда повсеместно, что оно взяло с евреев большие деньги. Встретившись с чиновником Вырыпаевым, он, Крюгер, рассказал ему в немногих словах о происшествии. Вырыпаев советовал ему объявить о виденном им, и так как он уже сам имел намерение объявить следователю из Петербурга, а не местному начальству о случившемся с ним, то и отправился вместе с Вырыпаевым 7 мая к следователю, надворному советнику Дурново, у которого и нашел извещение.
*******