Утром рано собрались мы в собор, где и последовало наше присоединение к Церкви Христовой. Этот великий акт совершился, можно сказать, с некоторой торжественностью. В храме, по случаю воскресного дня, собралось немало народа, в числе которого находились и восприемники. Пожаловала в собор и моя почтеннейшая крестная мать и, как водится с многими барынями, не стесняясь, начала разговаривать со мною в то самое время, когда все предстоящие горячо и усердно молились (разговор шел между прочим и о том, что ей не нравилось, данное мне, имя — Михаил, она хотела, чтобы назвали меня непременно Александром, что, конечно, и было уважено). Наше присоединение к Церкви было, по истине, величественно и всецело занимало мою душу. Не мало располагали нас в пользу Церкви предстоящие, которые, как я сейчас говорил, горячо молились, как бы за нас. Это не могло не вызвать и со стороны нас чувства благоговения и мы молились и крестились, кто как умел, другие даже всей рукой. Все шло как следует, одно только смутило нас, когда священник сказал: «отрекаетесь ли от талмуда и всех басней его?... дуньте и плюньте на него»! Как-то не ловко стало у меня на душе; в моем воображении предстал, как бы, сам талмуд с следующим грозным протестом: «меня ли станешь отрекаться, сын Израилев? не я ли руководил тебя от юности во всех правилах веры?!»... Признаюсь, что я, в этот момент, пришел в смущение и некоторое раздумье. Строгий христианин, пожалуй, скажет: как могла родиться в минуту присоединения к Церкви подобная мысль? Но будьте, читатель, снисходительны, поставьте себя на моем месте и вы, быть может, тоже подумали бы. Представьте, если бы вы с детства научены были читать и читали с любовью «творения отцов Церкви», и это всецело занимало бы вашу душу, и вдруг сказали бы вам: «отрекитесь от этого вздорного, суеверного учения, дуньте и плюньте на него»!— чтобы вы сказали?! Но мне могут возразить: разве талмуд то же, что творение отцов Церкви? — Хотя и не то же, но и в талмуде есть много высоконравственных правил, которые достойны внимания и христиан. В доказательство, позволю себе, хотя тут не у места, привесть несколько изречений из его трактатов:
1-е, Бойся и малого греха, ибо он может повести к великому беззаконию.
2-е, Знай, что есть высший тебя (Бог), очи которого есе видят, уши все слышат и Которому известны все тайны наши.
8-е, Люби труд и избегай учительства, един бо учитель у нас Бог.
4- е, Приобретай себе доброго друга, руководителя в вере и жизни,
5- е, Будь милостив ко всем безразлично и принимай всякого радушно.
6- е, Три вещи не забывай: знай откуда ты произшел, куда должен идти и перед кем имеешь дать ответ в день суда; произошел ты из ничтожества — праха земли, туда и пойдешь, а ответ во всем имеешь дать пред Царем царей — Богом (см. Перек Абат, стр. 156—160).
Кажется, и это достаточно может убедить, что и в талмуде есть не мало назидательного. Смею сказать, что та непоколебимая вера в Бога, любовь к Нему и привязанность к Его закону, которые присущи были мне с детства и каждому еврею, есть плод внушения талмуда. Он вырабатывает в еврее такой навык к вере, что тот готов заткнуть уши и сердце, когда умаляют в глазах его принципы религии; такую же твердость проявляет еврей, когда житейский расчет побуждает его нарушить закон Моисея. После этого не удивительно, что мне не так легко было сразу безусловно отречься от талмуда. Но прошла минута сомнения, ее как бы прогнало великое христианское таинство — св. Крещение. Лишь только я погрузился в купель и омылся в водах крещения, с меня точно тяжелый камень свалился и полно тужить о светиле иудейства — талмуде; его заменил свет Христов — Св. Евангелие. Радость моя в это время как и во все богослужение, и особенно в минуту св. Причащения, была неописанная. По окончании обедни, крестные отцы и матери поздравляли нас с принятием св. Таин Христовых и выражали удовольствие, видя нас православными христианами. Больше всех, можно сказать, радовался нашему спасению добрый пастырь — о. Петр. Он и тут напутствовал нас своим благим словом, и после не оставлял нас своими назиданиями.
По выходе из церкви, мой крестный отец повез меня к себе, где с истинным христианским радушием приветствовала меня добрая Олимпиада Ивановна. Кажется, никакая мать не могла бы выразить большее удовольствие, какое было выражено ею мне, по случаю принятия св. Крещения: «день этот», говорила она не раз, «велик для тебя, Александр, помни его»!
