Салов, отключающий холодильник с ребе Шнеерcоном, президиум РШФ, Александр Халифман с Евгенией Овод, а также некoторое количество российских и иностранных граждан в приключенческом триллере
С отключением вас!
Все события и персонажи в тексте являются вымышленными. Любое совпадение с реальностью носит исключительно случайный характер.
Миновав длинный коридор, известный спортивный обозреватель Евгений Буров и председатель правления Российской шахматной федерации Илья Левитан поднялись по широкой винтовой лестнице на шестой этаж здания РШФ. Сквозь широкие пластиковые окна проникали последние лучи заходящего солнца.
Левитан шел впереди и рассказывал об обряде. Шум с улицы покрывал некоторые его слова.
- ... Учитывая то, что шахматы издавна считаются «еврейским» видом спорта, позволю себе рассказать об отношении еврейской традиции к шахматам. В каждом поколении у евреев есть духовный лидер, жизнь которого считается примером для остальных. С 50-х годов прошлого века таким ребе является Менахем-Мендл Шнеезон. Сейчас мы проведем сложный обряд воскрешения.
-Прямо здесь? И в чем заключается этот обряд? – удивился Буров.
-Мы ребе Шнеезона считаем мессией и не признаем его физической смерти. Поэтому мы готовим его к воскрешению.
Левитан открыл дверь, и они вошли в помещение. Председатель отодвинул занавеску, и Буров невольно сощурил глаза. После слабо освещенного коридора свет от двух мощных ламп показался слишком ярким. Перед ними была просторная комната без мебели.
Буров обернулся к Левитану за объяснениями, но тот только покачал головой и прижал палец к губам. У окна стояли члены президиума РШФ Аркадий Зелькович и Игорь Дорман. Оба были облачены в черные халаты до пят. Зелькович повелительно указал на стоящий у стенки большой холодильник.
- И что, там этот Шнеезон?
Левитан удовлетворенно окинул взглядом Бурова и тоже надел поверх костюма черный халат.
- Ну вот, - сказал Левитан, пройдя вперед в комнату. – мы пришли. Знакомьтесь, друзья, мой друг, главный редактор сайта ”Проспорт” Евгений Буров.
Зелькович и Дорман не обращая внимания на гостя, чертили на полу пентаграмму и зажигали свечи. Они тщательно измеряли линии. "Попытаются вызвать духа" – подумал Буров. Чертеж понравился некромантам. Они осторожно положили холодильник в центр пентаграммы, нарисовали в концах лучей звезды ритуальные знаки. Левитан забормотал слова молитвы на непонятном языке, подняв цилиндр над головой...
По команде Зельковича Левитан и Дорман открыли крышку холодильника. Следующие двадцать минут Аркадий Владимирович делал подкожные инъекции чему-то, лежащему в гробу. Он проделывал все медленно и торжественно, как бы исполняя некий ритуал. Левитан отложил цилиндр в сторону и ассистировал. Буров стоял молча и не шевелился.
Затем Зелькович повернулся.
- Теперь Мессия поднимается, - объявил он.
- Поднимается, - откликнулись остальные.
- Теперь он приходит.
- Теперь он приходит.
- Теперь он приходит...
- Приди, Мессия, - воззвал он, снова поворачиваясь к холодильнику.
Неприметная дверь напротив этой троицы с грохотом упала с петель и в комнату ввалилась весьма разношерстная компания.
Во главе ее находился интеллигентного вида человек в сером твидовом костюме, белой рубашке с черным галстуком, очках и рюкзаком за плечами. Это был глава церкви „Защита слова божьего”, руководитель межрегиональной церковной группы Григорий Петр. Любители каббалы и хасидизма знали его под именем Котовский. По бокам от него расположились Президент ассоциации литераторов Вирджинских островов, почетный гражданин Шарлотт-Амалии, тусовщик, культуртрегер и стиляга Пьер Собаккин и поэт-правдоруб, пролетарский песенник-сатирик Оле-Помойе. Если стиляга Пьер Собаккин, высокий и стройный мужчина с седеющими висками, был одет в добротный, без излишеств, костюм несколько консервативного покроя и курил гаванскую сигару, то пролетарский поэт-сатирик Оле-Помойе, одетый в рубашку немыслимой расцветки и линялые шорты, загорелый, длинноволосый и кареглазый, напоминал скорее завсегдатая пивной, нежели служителя искусства, глубоко преданного своему делу.
-Откуда они узнали время и место операции? – сквозь зубы зло спросил Зелькович.
Дорман пожал плечами. Он никак не мог предположить утечки информации.
...Накануне в старом здании Центрального шахматного клуба, и.о. президента шахфедерации Москвы экс-чемпион мира Александр Валерьевич Факов безуспешно боролся с текущими делами. Он сидел в кресле и читал какие-то бумаги. На столе покоилась раскрытая желтая папка, набитая документами.
Пресс-атташе федерации Евгения Слепень, покачивая своими прелестями, зашла в кабинет к новому исполняющему обязанности. В считанные мгновения девушка охватила всю картину своим цепким взглядом. Продолжая вилять пышными бедрами, она без промедления устремилась к столу, чтобы взглянуть на листы.
— Чего тебе? — недовольно пробурчал Факов, не отрывая взгляда от бумаг.
В эту самую минуту девушка, словно речь шла вовсе не о ней, невозмутимо наклонилась, чтобы поднять какой то листок с пола. Ее коротенькая юбочка соблазнительно задралась, и взору экс-чемпиона открылись аппетитные ягодицы, съевшие узенькую полоску белых стрингов. От такого зрелища в глазах Александра запрыгали чертики. Александр Валерьевич хлопнул ладонью по колышущимся полушариям и резво затащил девушку к себе на колени.
-А нас здесь не видят? – игриво кивнула головой наверх Евгения.
-Не волнуйся, девочка. – улыбнулся экс-чемпион. – Мы в гроссмейстерской комнате.
Плоть, словно по внутреннему его приказу, мгновенно встопорщилась, и не успела девушка глазом моргнуть, как восхитительная игрушка оказалась у нее во рту. Ощущение было настолько странным и непонятным, что Евгения невольно отшатнулась, но мужская рука держала крепко. Вскоре новая забава показалась девушке приятной. Правда, действовала она неумело, издавая при этом странные звуки, но постепенно по телу ее разлилась сладкая истома. В горло ей внезапно ударила струя тягучей жидкости со странноватым привкусом. Евгения неловко отшатнулась, но рука Александра Валерьевича и на этот раз удержала ее. Чтобы не захлебнуться, пришлось сделать глоток, потом другой… Опустошенная, но благодарная, Евгения поцеловала успокоившуюся плоть, потом еще и еще…
-Ну, чего ты хочешь? – довольно промурлыкал Факов, застегивая джинсы. – место без отбора в женском чемпионате, отдельную комнату в общежитии МСУОР, путевку на Канары?
-Да хотелось бы грант получить от федерации... – замялась девушка.
-Ну, это ты загнула, девочка. – улыбнулся Факов. – грант получить нереально. Впрочем, - он порылся в бумагах, - завтра в девять вечера в новом здании РШФ соберется вся верхушка федерации, весь президиум с Зельковичем во главе. Сходи туда, может чего-нибудь и добьешься.
Через некоторое время перед Григорием Петром стояла та самая пресс-атташе, одетая в элегантную ярко-синюю юбку и кофточку-безрукавку того же цвета. Ровным четким голосом она докладывала:
— Встреча президиума РШФ в составе Левитана, Зельковича и Дормана состоится завтра в главном здании федерации в двадцать один ноль-ноль.
— Молодец, сестра Евгения, - обрадованно потер руки Григорий Петр. – если наш замысел удастся, я тебе отпущу все грехи на всю жизнь с парадного хода нашей церкви. Наша терпимость к концепции общественно безопасных черных магических обрядов должна быть нулевой.
— Если о самой встрече, то на нее более никто не приглашен, тем более из представителей прессы. Что же касается косвенных улик, то объемный холодильник вчера был доставлен на шестой этаж здания федерации, хотя, как известно, в здании нет никакого буфета, так что хранить там совершенно нечего.
Трудно было поверить, что глуповатая пресс-атташе и эта обаятельная умница — один и тот же человек.
— Сестра Евгения, а что за татуировка у тебя на предплечье? — задумчиво спросил Григорий Петр.
— Изображение старообрядческого креста в колючей проволоке, —объяснила девушка. — в знак протеста против трехсот лет гонений старообрядцев в России!
— Что ж, вполне логично! — согласно кивнул Григорий Петр. —Но, сестра, не увлекайся росписью своего тела, — добавил он. —православная церковь выступает против нанесения изображений бога и религиозных симолов на свое тело!
- У меня еще одна есть, такого же типа, - смущенно пробормотала девушка и начала расстегивать юбку.
-Нет, нет, больше не надо! – замахал руками Григорий Петр. – Вы свободны, сестра.
— Спасибо, отец Григорий! —Евгения по военному четко повернулась и вышла из комнаты.
И вот теперь, по одну сторону от лежащего посередине комнаты холодильника стоял президиум РШФ в полном составе, а с другой – странная троица.
-Ну что, ребятки собрались для проведения черных магических обрядов, сокращенно ЧМО? – Григорий Петр строго взглянул на Бурова, которому захотелось взять под козырек.
Оле –Помойе и Пьер Собаккин стояли у холодильника, в котором находился труп ребе Шнеезона, мессии, по мнению стоявших напротив. С помощью каббалистических обрядов ребе должен был быть оживлен. Но теперь все внезапно нарушилось, гениально разработанные каббалистами-чернокнижниками планы лопнули как мыльный пузырь.
Григорий Петр направился к розетке-тройнику.
– Серьезным преступлением является сокрытие ЧМО и действующих мизантропических талмудических инструкций с особо тяжкими последствиями для общества. Простите великодушно, но мы вас отключаем. От вас веет каббалой, теософией и демонизмом.
Нагнувшись, он схватил несколько шнуров в охапку и выдернул их из розеток.
Левитан дернулся было, но был предупредительно остановлен окриком Оле-Помойе, направившего на каббалиста-язычника старинный арбалет, украшенный дарственной надписью „от полковника...” дальше текст нельзя было разобрать; вид грозного оружия отрезвил Илью Владиславовича.
Холодильник перестал урчать. Зелькович всплеснул руками.
Однако, вырвав штепсель из розетки, Григорий Петр отключил кроме холодильника и интернет-трансляцию партий чемпионата России по шахматам.
Через несколько минут в диспетчерской техподдержки интернет-трансляций раздался звонок.
-Слушаю вас, - мягкий голос старшей смены Юлии Ягодкиной дал бы сто очков форы голосу любого психолога.
- Говорит Борис Одесский. Скажите, теперь каждый раз будут разрывы связи?
-Не поняла, объясните, пожалуйста.
-В смысле сейчас был обрыв трансляции. В течение всего времени, как я смотрю ваши онлайн трансляции, с двадцать шестого декабря не было ни единого разрыва.
-Ну так у нас связь без разрывов.
-Ответьте на мой вопрос конкретно! Не было ни единого разрыва с декабря прошлого года!
-Э-э...
-Ответьте на мой вопрос конкретно! До сегодняшнего дня не было ни единого разрыва! Я слушаю ваш ответ!
-Вы вопрос задайте!
-Я задавал вопрос! Я говорю, что с декабря прошлого года не было ни единого разрыва!!
-Проверьте модем.
-Почему вы клиента доводите до исступления и таких эмоций!
- Ммм...
-Почему вы не можете сделать, чтобы клиент наслаждался сервисом, наслаждался положительными эмоциями!
-Не понимаю.
-Тогда не было разрыва связи, не было!! Я говорю не было!!!
-Это зависит от скорости вашего интернета...
-С декабря прошлого года по июнь этого года не было ни единого разрыва!!! Ответь на мой вопрос конкретно!!!
-Ваш компьютер может не поддерживать соединение...
-Отвечай на поставленный мною конкретный вопрос!!! Ты что тупая, блядь!!!
-Смените пожалуйста тон...
-Тупица!!! Не было ни единого разрыва!! Ты ни черта не понимаешь!!
-Одну минуту, подождите пожалуйста...
Юлия отложила пилочку для ногтей и вздохнув, зацокала туфельками на шестой этаж.
Весь холодильник оказался доверху забит льдом. Ото льда шел пар. Через пару минут, показавшиеся собравшимся вечностью, показалась голова, а затем и туловище ребе Шнеезона.
Никто из присутствующих не верил своим глазам.
Ребе сел в своем пристанище и осмотрелся. Почесал грудь, подмышки, шею, пах. Вылез из ящика и встал возле холодильника - стоявший рядом с ним Дорман немедленно опустился на колени и вознес руки к небу.
Вместо костюма на Шнеезоне была только набедренная повязка и здоровенные сандалии из козлиной кожи.
Кожа его была белой, мертвенно-белой, белой, как рыбье брюхо, как
луна... мертвенно-белой. Вокруг воскресшего мерцало зеленоватое свечение.
- Товарищи, - совершенно неожиданно сказал ребе, и его голос разнесся по всей комнате, отчего собравшимся стало не по себе, так как он говорил не раскрывая рта, его глухой голос доносился откуда-то изнутри.
Шнеезон взглянул в сторону Григория Петра и улыбнулся. Он сделал несколько шагов вперед, отворачивая голову от света ламп.
- В этом лице нет ни капли разума, - сказал Григорий Петр.
В комнату вбежала Юлия Ягодкина.
-Что вы тут вытворяете? У меня трансляция зависла! – сердито выпалила она. – У вас авария что ли, какая?
Ребе посмотрел на нее. Он ухмыльнулся, завидев яркую рыжую гриву Юлии. Его ухмылка обнажила множество мелких острых зубов, похожих на зубья пилы.
Двое подручных Григория Петра, отвечающих за физическое прикрытие операции, Антисема и Вася Кроликов решили перед столь важной операцией пропустить по кружке пива в баре.
Войдя через пять минут в главный вход, друзья направились к лифту, у которого копошился мастер в синем комбинезоне.
-Вася, Вася, я понимаю, что надо пешком, но давай на лифте, опаздываем!
-Мужики, лифт же не работает, куда вы поперлись! – окликнул их недовольно лифтер, но друзья уже захлопнули двери лифта и тот устремился со скрежетом наверх. – и эти поехали, - добавил недовольно он, намотав трос на руку и копошась отверткой в приборном щитке.
-Не опоздаем? – забеспокоился Антисема.
-Не боись, минута в минуту, - Вася взглянул на часы.
В этот момент лифт заскрипел, заклекотал и между четвертым и пятым этажами остановился.
-Вот черт! – воскликнул Антисема, открыв передние двери лифта и упершись в металлическую сетку. – надо монтера вызывать!
-Да какого монтера! – Кроликов глянул вверх, потом вниз. – Время только потеряем! Ножик перочинный есть?
-Ну и где же эти двое? - тихо спросил Григорий Петр.
-Не знаю, наверное задерживаются. – пожал плечами Собаккин.
Облик ребе Шнеезона тем временем стал меняться буквально на глазах. Перед присутствующими, в зеленоватом сиянии, по-прежнему мерцавшем вокруг тела, возник монстр с горящими красными глaзaми, острым клинообрaзным подбородком и длинными когтями нa концaх скрюченных пaльцев рук. На ногах у него было по три толстых пальца соединяющихся перепонками желтоватого оттенка. Кроме того он был голым. Все его тело, включaя, кaжется, дaже лицо, покрывaлa густaя чернaя шерсть.
Ягодкина вскрикнула от ужаса. На джинсах Евгения Бурова появилось темное пятно. Все присутствующие оцепенели. Даже проверенные и стойкие бойцы, как Пьер Собаккин и Оле-Помойе, не раз сталкивавшиеся с выходами демонов, опешили и стояли как вкопанные.
Не растерялся только Григорий Петр. С возгласом „Прочь, сатана!” он подскочил к монстру и попытался приложить к его лбу листок с изображенным рисунком гексаграммы подчинения.
Существо взвизгнуло, оттолкнуло Григория Петра, сбило с ног пытавшегося поразить чудовище из арбалета Оле-Помойе и бросилось к выходу. Раздался шум падающего тела – это Юлия Ягодкина не выдержала и упала в обморок.
-Держите его! – крикнул, поднимаясь, Григорий Петр. –Нашатырь Юле! Это обморок.
Существо побежало вниз по лестнице.
Увидев пробежавшего мимо монстра с горящими красными глазами, покрытого шерстью, Антисема икнул, замычал и перекрестился, заодно отдавив ногу пытащемуся справиться с неподдающимся замком от лифта Васе Кроликову.
-Стой! – машинально крикнул вслед бегущему Кроликов. – Черт! – из под его рук полыхнул сноп искр. –Первый, перекрыть подъезд! Второй, задержать преступника! Стреляем без предупреждения! Сейчас...
Наконец дверь лифта подалась, решетка распахнулась и друзья выскочили на лестничную клетку пятого этажа.
-Уйдет! – Кроликов проскочил уже половину лестничного пролета, когда понял, что догнать демона ему так просто не удастся.
Тут его внимание привлек натянутый трос, свисавший сверху. Недолго думая, Василий перегнулся через перила, схватил трос и потянул его к себе.
-Васька, ты что, сдурел? – в ужасе крикнул Антисема.
-Держись, мужик! – Кроликов вцепился в трос и поехал на нем вниз.
Лифтер Егор Полуляхов был талантливый человек. Он был родом из казаков. В университете Егор учился на разных факультетах, он излучал таланты, и это видели все, кто тогда общался с ним. Как и многие талантливые люди, он начал пить и, как это нередко бывает на Руси, не мог остановиться. Бутылку водки он мог легко опорожнить одним духом из горлышка, а личный рекорд — шесть бутылок ликера кряду теплым московским вечером в компании таких же бойцов, как и он сам, - мог бы вызвать недоверчивое поднятие бровей, если бы не оставались еще в живых свидетели этого действа. Во время андроповской кампании по борьбе с тунеядством он провел какое-то время в ссылке на принудительных работах. Егор Полуляхов стал всеобщим любимцем и там, в разношерстной компании людей, лишенных свободы и попавших на стройки «большой химии» со всех концов огромной страны. Даже стражи закона — повышающие квалификацию милицейские чины, учившиеся заочно в институтах, смотрели удивленными глазами на человека, легко решавшего им математические задачи или писавшего обзоры русской литературы 19-го века.
Когда Вася Кроликов начал на тросе спускаться вниз, то Егор к своему крайнему удивлению и ужасу, но в полном соответствии с законами изучаемой им когда-то физики начал возноситься.
-Что за безобразие! Совсем сдурел, мать твою! Ты что делаешь, негодяй! – это были наиболее приличные из выражений талантливого лифтера, не сразу понявшего, что с ним произошло, но воспарившего ввысь в духе любимого им изречения „через тернии к звездам”.
-Уйдет! – в отчаянии воскликнул Антисема и недолго думая, швырнул вниз в убегающего демона свою заначку - бутылку пива.
Бутылка, просвистев в метре от головы съезжавшего по тросу вниз Кроликова, разбилась на площадке первого этажа под ногами демона словно снаряд, обдав чудовище осколками и пеной. Как ни странно, это пошло только на пользу; демон, подпрыгнув, понесся не налево в направлении выхода, а направо.
Там был пожарный выход, через который тоже можно было покинуть здание, но к несчастью он был наглухо завален деревянными шкафчиками, в которых раньше хранилась картотека Центрального Шахматного Клуба.
С появлением компьютерных баз партий надобность в картотеке отпала и шкафчики были свалены в подвальном помещении на первом этаже, забив до потолка две трети комнатушки.
Акт о списании шкафчиков по причине повреждения их жучками-точильщиками был подготовлен Левитаном заранее и мебель дожидалась своей погрузки, пока Левитан спорил о цене продаваемой „налево” мебели с покупателями и прикидывал разнообразные варианты. В эту импровизированную баррикаду и уперлось существо.
-Веревку! Веревку только не отпускай! Веревку! – истошно заорал лифтер, когда Кроликов достал ногами пол первого этажа. – Веревку не отпускай, прошу тебя!
-Закрепил! – Василий намотал конец троса несколько раз на перила лестницы и насколько мог, туго завязал его узлом.
Затем Кроликов кинулся по мокрым следам демона в подсобку.
Гибкое, покрытое черной шерстью тело действительно напоминало демона. Ноги у существа были короткие, извивающееся при движении. Он дышал паром, будто влажное белье под утюгом. Голова, руки и даже нелепо торчащие гениталии выглядели вполне человеческими. Глаза горели багровым огнем – это была единственная яркая деталь у существа.
Чудовище тоже увидело Кроликова.
-Христос воскресе! – с этим не вполне уместным в июне призывом Василий бросился на демона, но отлетел как мячик от стенки.
- Время не терпит. – существо разговаривало голосом Шнеезона, что более всего пугало. – Светлый, я нaмерен немедленно купить тебя твое тело.
- Не дождешься…
- Оно мне кудa нужнее, чем тебе. Смею тебя зaверить, я не постою зa ценой! Ценa покaжется тебе весьмa и весьмa зaмaнчивой, когдa ты узнaешь, что конкретно будет предложено тебе в обмен нa тело.
Кроликов попытался подняться с пола. Монстр придавил его ступней с перепонками на пальцах.
- Подчеркивaю, меня интересует только твое тело, - проговорил он хрипло. - Твоя душa не интересует меня в принципе. После подписaния aктa о купле-продaже телa я переселю твою душу, то есть твою личность… ну, в некое прелюбопытнейшее местечко. Уверен, оно понрaвится твоей душе, то есть тебе.
С этими словaми монстр совершил нечто aбсолютно невозможное, дикое. Он ткнул кулaком левой руки себя в грудь, и рукa мягко вошлa в нее прямо сквозь черную шерсть, сквозь кости грудной клетки. Вошлa как нож сквозь масло! А зaтем сновa выскользнулa нaружу, и шерсть нa том месте, где онa, кaзaлось бы, былa продырявленa только что нaсквозь кулaком, опять нaтянулaсь нa груди, кaк кожa нa бaрaбaне. Кроликов не приметил нa ней ни единой дырочки.
А в кулaке, вынырнувшем из груди, трепыхaлaсь кaкaя-то бумaжкa величиною со стaндaртный мaшинописный лист. Василию бросилось в глaзa слово, нaписaнное нa ней крупными крaсными буквaми - "ДОГОВОР".
- Маловато будет! – Василий вывернулся из-под ноги демона, вскочил на ноги и двинулся на него, держа две деревянные планки крест-накрест. – Сгинь!
Демон торжествующе шипел, не столько отступая, сколько заманивая, а подмога никак не появлялась. Другой рукой демон сжал поднимающийся в эрекции пенис и принялся им помахивать, то ли мастурбируя, то ли собираясь огреть им Кроликова, словно дубинкой. Василий больше не собирался ждать и ударил со всей силы демона палками в грудь.
Демон вздрогнул. Не выпуская договор из рук, почесал грудь, куда пришелся удар. Потом монстр принялся хохотать, по-прежнему сжимая член, уже увеличившийся до размеров винной бутылки.
- Дaже и не сопротивляйся, - смеялся демон, помaхивaя перед лицом Василия бумaжкой и продолжaя лучезaрно улыбaться. - Ты в любом случaе подпишешь договор о продaже своего телa, дaже если не зaхочешь сделaть этого. Но я уверен, что ты зaхочешь. Когдa ты узнaешь о той неслыхaнной цене, которую я готов предложить тебе зa тaкой пустяк, кaк твое тело…
Кaкое-то вялое оцепенение медленно, но верно стaло охвaтывaть Кроликова. Мысли в голове шевелились с трудом, зaтумaненные…
-С нами бог! – это Антисема накинул сеть на демона. Подоспела-таки помощь.
-Держите! Руки ему держите! – Григорий Петр быстро скинул с плеча рюкзак и достал миниатюрный магнитофон.
Нaбирaя силу, по комнате разнеслись звуки церковного песнопения.
Гримaсa ужaсa искaзилa лицо демона.
- Немедленно прекрaтите эти мерзкие зaвывaния. Эй, слышите? Пре-крa-ти-те!
-Никуда не денешься! – Антисема обвивал сеть вокруг демона. – Пидираз!
Надо сказать, что Антисема имел осетинские корни и поэтому в состоянии сильного душевного волнения у него проявлялся южный акцент, придаваший порой словам и выражениям комический характер.
Церковное песнопение продолжaло громко и торжественно доноситься из магнитофона. Женский хор пел что-то об Иисусе Христе. Монотонно звучaли словa: "Прииде, Иисусе… Прииде, Иисусе…"
Всякий рaз, когдa они повторялись, существо сильно вздрaгивaло и приседaло. Сеть оно даже не пыталось порвать. Причем при кaждом следующем повторе фрaзы "Прииде, Иисусе…" оно, охaя, приседaло все ниже и ниже и зaтем рaспрямлялось со все большим трудом и кряхтением.
- Прекрaтите, - сдaвленным голосом промычaл демон, упaв нa пол нa четвереньки, выронив „договор”. - Не могу больше слышaть это отврaтительное имя.
А хор продолжaл тянуть:
- Прииде, Иисусе… Прииде, Иисусе…
- Нет. Не могу больше, - простонaл монстр. - Не могу!
Он стал расплываться прямо на глазах.
-Что здесь происходит? – в дверях наконец появились Левитан и Зелькович.
-Пришествие вашего мессии отменяется, - весело ответил полностью пришедший в себя Кроликов.
— Вот за эту хулиганскую выходку вы ответите перед судом!— щека у Зельковича дернулась как у припадочного. — Плюс мы постараемся, чтобы вам пришили экстремизм ну и конечно, надругательство над трупом, засранцы! Вы что себе позволяете, хулиганье? Сядете надолго, голубчики!
-А где же ваш труп? – невинно развел руками Григорий Петр. – Где, так сказать, потерпевший? Его, похоже, нетути!
Собравшиеся посмотрели в угол комнаты. Вяло бившееся в сети тело - в
течение минуты или даже быстрее - осело, расползлось, разложилось под взгляды присутствующих. На полу перед ними оказалась полужидкая, отвратительная, черная гниющая масса.
На поясе у Левитана зазвонил мобильный телефон. Илья Владиславович поднял телефон к уху и скривившись, бросил Зельковичу:
-Аркадий Георгиевич, вас. Из московской патриархии.
Зелькович взял трубку, и невооруженным глазом было видно, как он весь подобрался и вытянулся. Он почти ничего не говорил, кроме как «слушаю», и «так точно». Но каким-то образом у Григория Петра и его друзей появилось ощущение, что этот звонок имел прямое отношение к их визиту. Председатель осторожно отключил трубку, и снова перед присутствующими был интеллигентный философ и проницательный психолог. Он даже несколько виновато глянул на Кроликова и сказал примиренчески:
— Извините, погорячился. Давайте пойдем отсюда. Здесь, - он показал на черную лужу на полу. – нужно карантин объявить на два дня. Хлоркой промыть все помещение.
Левитан и Дорман сочувственно закивали головами. Собаккин переглянулся понимающим взглядом с Оле-Помойе.
...Григорий Петр уехал к себе офис. Ловелас Пьер Собаккин увел Юлию Ягодкину отходить от бурных событий дня в кафе. А на квартире у Антисемы Оле-Помойе, Вася Кроликов и сам хозяин квартиры бурно отмечали новую победу над инфернальными силами.
-В этот день, - заплетающимся языком говорил Оле-Помойе Кроликову, тоже успевшему немало взять „на борт”. – можно было ожидать всего чего угодно, но мы никак не могли предположить, что первым словом этого существа, или может еще ребе Шнеезона, будет слово „товарищи”. Только в нашей стране можно было ожидать подобного!
