Михаил Бабкин.

СВЯТЕЙШИЙ СИНОД ПРАВОСЛАВНОЙ РОССИЙСКОЙ ЦЕРКВИ И
СВЕРЖЕНИЕ МОНАРХИИ В РОССИИ: «СВЯЩЕНСТВО» ПРОТИВ «ЦАРСТВА».

К 90-летию  Февральской революции (23 февраля – 9 марта 1917 г.).

Часть первая

        Михаил Бабкин – кандидат исторических наук, доцент Южно-Уральского государственного университета.
         В обстановке начавшейся Февральской революции 1917 года в Святейшем Правительствующем Синоде Православной Российской Церкви (РПЦ), как отмечал протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский, "царил покой кладбища"(1). Синодальные архиереи вели текущую работу, занимаясь бóльшей частью решением различных бракоразводных и пенсионных дел(2). Однако за этим скрывались антимонархические настроения.
         Они проявились в реакции членов Св. Синода на поступавшие к ним в те дни обращения со стороны граждан и высокопоставленных чиновников России с просьбами о поддержке трона. Так, подобную просьбу содержала телеграмма Екатеринославского отдела "Союза русского народа" от 22 февраля 1917 г.(3). О необходимости поддержать монархию говорил и товарищ (заместитель) синодального обер-прокурора князь Н.Д. Жевахов. В разгар забастовок, 26 февраля (накануне бастовало свыше 300 тыс. человек, то есть 80 % рабочих столицы), он предложил первоприсутствующему члену (председателю) Св. Синода – митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому) выпустить воззвание к населению в защиту монарха. По словам Жевахова, это должно было быть "вразумляющее, грозное предупреждение Церкви, влекущее, в случае ослушания, церковную кару". Воззвание предлагалось не только зачитать с церковных амвонов, но и расклеить по городу. Митрополит Владимир отказался помочь падающей монархии, невзирая на настоятельные просьбы Жевахова(4).
          27 февраля, когда на сторону восставших стали переходить войска столичного гарнизона, с предложением к Св. Синоду осудить революционное движение выступил и обер-прокурор Н.П. Раев. Он обратил внимание членов высшей церковной иерархии на то, что руководители революции "состоят из изменников, начиная с членов Государственной Думы и кончая рабочими".
          Синод отклонил и это предложение, ответив обер-прокурору, что ещё неизвестно откуда идёт измена – сверху или снизу(5).Таким образом, в февральские дни 1917 г. Св. Синод РПЦ фактически отказался предпринять какие-либо попытки поддержать монархию.
          2 марта, когда власть в Петрограде уже перешла в руки Исполнительного комитета Государственной думы и Совета рабочих и солдатских депутатов, в покоях московского митрополита состоялось частное собрание членов Синода и представителей столичного духовенства. На нём присутствовали шесть членов Св. Синода – митрополиты Киевский Владимир (Богоявленский) и Московский Макарий (Парвицкий-Невский), архиепископы Финляндский Сергий (Страгородский), Новгородский Арсений (Стадницкий), Нижегородский Иоаким (Левицкий) и протопресвитер А. Дернов, а также настоятель Казанского собора протоиерей Ф. Орнатский(6). Было заслушано поданное митрополитом Петроградским Питиримом (Окновым) прошение об увольнении на покой(7).
          Управление столичной епархией временно было возложено на викарного епископа Гдовского Вениамина (Казанского). Тогда же синодалы признали необходимым немедленно установить связь с Исполнительным комитетом Государственной думы. Этот факт дает основание утверждать, что Св. Синод РПЦ признал новую власть ещё до отречения Николая II от престола, которое состоялось в ночь со 2 на 3 марта(8).
        На совещании синодальных архиереев 3 марта, проходившем в покоях киевского митрополита, было решено направить в Государственную думу нарочного (священника одной из кладбищенских церквей) с сообщением о резолюциях, принятых церковной властью. В тот же день вступил в должность новый синодальный обер-прокурор В.Н. Львов, вошедший во Временное правительство на правах министра(9).
       Первое после свержения монархии официально-торжественное заседание Св. Синода состоялось 4 марта. На нём председательствовал митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) и присутствовал новый синодальный обер-прокурор. От лица Временного правительства В.Н. Львов объявил о предоставлении РПЦ свободы от опеки государства, губительно влиявшей на церковно-общественную жизнь. Члены Синода (за исключением отсутствовавшего митрополита Питирима) выразили искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни Церкви(10). С приветственным словом к Львову и к сопастырям обратились митрополит Владимир (Богоявленский), архиепископы Черниговский Василий (Богоявленский) и Новгородский Арсений (Стадницкий). Владимир, в частности, отозвался о новом обер-прокуроре как о "преданном сыне православной Церкви"(11). Арсений же говорил о появлении перед Российской Церковью больших перспектив, открывшихся после того, как "революция дала нам (РПЦ – М.Б.) свободу от цезарепапизма"(12). Тогда же из зала заседаний Синода по инициативе обер-прокурора было вынесено в архив царское кресло, которое в глазах иерархов РПЦ являлось "символом цезарепапизма в Церкви Русской"(13), то есть символом порабощения Церкви государством. Оно предназначалось исключительно для царя и находилось рядом с креслом председательствующего(14). Достаточно знаменательно, что вынести его обер-прокурору помог первоприсутствующий член Св. Синода – митрополит Владимир(15). Кресло было решено передать в музей(16).
        На следующий день, 5 марта, Синод распорядился, чтобы во всех церквях Петроградской епархии многолетие Царствующему дому "отныне не провозглашалось"(17).
        Эти действия Синода имели символический характер и свидетельствовали о желании его членов "сдать в музей" не только кресло царя, но "отправить в архив" истории и саму царскую власть.
        Непосредственно на "Акт об отречении Николая II от престола ГосударстваРоссийского за себя и за сына в пользу Великого Князя Михаила Александровича" от 2 марта 1917 г. и на "Акт об отказе Великого Князя Михаила Александровича от восприятия верховной власти" от 3 марта Св.
       Синод отреагировал нейтрально: 6 марта его определением эти акты решено было принять "к сведению и исполнению" и "(18).
       В "Акте …" вел. кн. Михаила Александровича, в частности, говорилось: "Принял Я твёрдое решение в том лишь случае воспринять верховную (царскую) власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит …в Учредительном Собрании установить образ правления и новые основные законы Государства Российского. Посему, …прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, …впредь до того, как …Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа"(19). Речь шла не об отречении великого князя от престола, а о невозможности занятия им царского престола без ясно выраженной на это воли всего народа России. Михаил Александрович предоставлял выбор формы государственного правления Учредительному Собранию. До созыва же этого Собрания он доверил управление страной созданному по инициативе Государственной думы Временному правительству. Его намерение основывалось на имевших место в российском обществе мнениях о возможности существования в России конституционной монархии(20). (В планы Комитета Государственной думы входило добиться отречения Николая II и передать престол наследнику Алексею при регентстве вел. кн. Михаила Александровича(21)).
        Члены Св. Синода понимали неоднозначность политической ситуации в стране и возможность альтернативного решения вопроса о выборе формы государственной власти в России, что было зафиксировано в синодальных определениях от 6 и 9 марта. В них говорилось, что вел. кн. Михаил Александрович отказался от принятия верховной власти "впредь до установления в Учредительном Собрании образа правления"(22). Однако это не свидетельствовало о колебаниях в рядах синодальных членов по поводу будущего государственного устройства России. Вероятно, в данных случаях проявилось стремление авторов упомянутых определений в своих формулировках поточнее соблюсти "юридическую форму". В подтверждение чего можно указать, что принятые в те же и последующие дни решения высшего органа церковной власти имели однозначный характер в пользу народовластия и были подписаны всем составом Св. Синода.
        9 марта Синод обратился с посланием "К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий". В нём был призыв довериться Временному правительству. При этом послание начиналось так: "Свершилась воля Божия(23). Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути"(24). Тем самым фактически Синод признал государственный переворот правомочным и официально провозгласил начало новой государственной жизни России, а революционные события объявил как свершившуюся "волю Божию". Под посланием поставили подписи епископы "царского" состава Синода, даже имевшие репутацию монархистов и черносотенцев: например, митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) и митрополит Московский Макарий (Парвицкий-Невский).
        Это послание было охарактеризовано профессором Петроградской духовной академии Б.В. Титлиновым как "послание, благословившее новую свободную Россию", а генералом А.И. Деникиным, – как "санкционировавшее совершившийся переворот"(25). На страницах социалистической газеты оно было расценено как "торжественное признание синодом нового правительства"(26).
        В связи с изменившейся 2–3 марта формой государственной власти в России, Православная Церковь была поставлена перед необходимостью отражения в богослужебных чинах фактов отречения от престола императора Николая II, отказа (временного) от принятия верховной власти великого князя Михаила Александровича и прихода к власти Временного правительства. Дело в том, что по установленным церковным чинопоследованиям, на каждом богослужении должны произноситься моления о государственной власти. В связи с этим перед РПЦ встал вопрос: как и какую государственную власть следует поминать в церковных молитвах?
        4 марта 1917 г. синодом были получены многочисленные телеграммы от российских архиереев с запросом о форме моления за власть(27). В ответ председатель Синода митрополит Киевский Владимир 6 марта разослал от своего имени по всем епархиям РПЦ телеграммы с распоряжением о том, что "моления следует возносить за Богохранимую Державу Российскую и Благоверное Временное правительство ея"(28). Таким образом, уже 6 марта российский епископат перестал возносить молитвы о царе.Впервые вопрос о молитве за власть Св. Синод рассматривал 7 марта 1917 г. Его решением поручалось синодальной Комиссии по исправлению богослужебных книг под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) произвести изменения в богослужебных чинах и молитвословиях соответственно с происшедшей переменой в государственном управлении(29). Но не дожидаясь решения этой комиссии, уже 7-8 марта Синод издал определение, по которому всему российскому духовенству предписывалось: "Во всех случаях за богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома возносить моление "о Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном Правительстве ея"(30).
        Анализ этого определения показывает, что, во-первых, в нём дом Романовых уже 7 марта был провозглашён "царствовавшим" еще до решения Учредительного Собрания и при фактическом отсутствии отречения от царского престола вел. кн. Михаила Александровича, то есть стал поминаться в прошедшем времени. (В тот же день Временное правительство постановило арестовать отрекшегося императора Николая II и его супругу, что было исполнено 8 марта(31). О реакции на это событие российского духовенства в архивах и других источниках нет никаких свидетельств).
       Во-вторых, до революции существовала некоторая очерёдность в поминовении государственной и церковной властей. На мирных ектениях первым молитвенно поминался Синод, а после него – император и Царствующий дом, а на сугубых ектениях, на великом входе и многолетиях – в первую очередь император и Царствующий дом, а во-вторую – Синод.
       В определении синода от 7 марта устанавливалась новая последовательность: на всех основных службах государственная власть (Временное правительство) стала поминаться после церковной. То есть "первенство по чести" в изменённых церковных богослужениях отдавалось Церкви, а не государству(32). На наш взгляд, методологическое объяснение этого факта находится в русле рассмотрения историко-богословской проблемы "священства-царства".
       Третьей особенностью синодального решения об отмене молитвословий за царскую власть является фактическое упразднение "царских дней". "Царские дни" имели статус государственных праздников и включали дни рождения и тезоименитств императора, его супруги и наследника, дни восшествия на престол и коронования императора. Эти "дни" носили ярко выраженный религиозный характер: во время них совершались крестные ходы, служились торжественные службы о "здравии и благоденствии" Царствующего дома.
       Официально "царские дни" были отменены постановлением Временного правительства 16 марта 1917 г.(33). Однако Св. Синод хронологически опередил и предвосхитил постановление Временного правительства об отмене этих государственно-церковных праздников, так как серией своих определений объявил революционные события необратимыми, упразднил поминовение "царствовавшего" дома и распорядился не поминать на богослужениях Царскую семью.
       Таким образом, высшее российское духовенство внесло нововведения в содержание богослужебных книг с лёгкостью, изменив церковно-монархическое учение о государственной власти, которое исторически утвердилось в богослужебных книгах Русской Церкви(34) и до марта 1917 г. было созвучно державной триединой формуле "за Веру, Царя и Отечество". Изменение смысла заключалось в "богословском оправдании" революции, то есть в богослужебной формулировке тезиса о том, что "всякая власть от Бога": как царская власть, так и народовластие. Этим в богослужебной практике проводилась мысль, что смена формы власти как в государстве, так и в Церкви (в смысле молитвенного исповедания определённого государственного учения) – явление не концептуального характера и вовсе не принципиальное. Вопрос же об "альтернативе" власти, то есть о должном выборе Учредительным Собранием между народовластием и царством, был Св. Синодом решён и богословски, и практически в пользу народовластия.
         В первые дни и недели после Февральской революции иерархия Российской Церкви своими действиями по замене молитвословий дала понять, что сущностных отличий между царской властью и властью Временного правительства для неё нет. То есть, нет и не должно быть места императора в Церкви, не может быть царской церковной власти. Иными словами, власть царя преходяща и относительна. Вечна, надмирна и абсолютна лишь власть священства, первосвященника. Отсюда и тезис воинствующего клерикализма: "Священство выше царства".
         Поскольку в церковных богослужебных книгах определениями Синода 7-8 марта 1917 г. было произведено упразднение молитв о царской власти, то тем самым дом Романовых фактически был объявлен "отцарствовавшим".Следовательно, уже 9 марта, после выхода вышеупомянутого послания Синода, во-первых, завершился процесс перехода РПЦ на сторону Временного правительства, на сторону революции и, во-вторых, Св. Синод фактически осуществил вмешательство в политический строй государства: революционные события были официально объявлены безальтернативными и бесповоротными. По словам о. Сергия Булгакова, "Россия вступила на свой крестный путь в день, когда перестала молиться за Царя"(35).
        Действия высшего духовенства по изменению богослужений были, на первый взгляд, вполне последовательны и логичны: поскольку до революции церковное поминовение царя носило личностный, персонифицированный характер (в большинстве случаев император поминался в молитвах по имени и отчеству), то упразднение молитвословий о царе казалось вполне закономерным. Однако вследствие отмены Св. Синодом поминовения "имярека" автоматически исчезла и молитва о самой царской Богом данной власти, освящённой Церковью в особом таинстве миропомазания. Тем самым, при сохранении молитвы о государственной власти вообще, в богослужебных чинах произошло сакральное изменение: царская власть оказалась "десакрализована" и уравнена с народовластием. Тем самым фактически был утверждён и провозглашён тезис "всякая власть – от Бога", то есть и смена формы государственной власти, революция – тоже "от Бога".
        Таким образом, через несколько дней после начала Февральской революции Российская Церковь перестала быть "монархической", фактически став "республиканской".